Стоиеновая певичка, или райский ангел
Шрифт:
Миновав станцию Такэнодзака, а потом и Умэсима, мой поезд в конце концов прибудет на конечную остановку Асакуса. Ещё каких-нибудь двадцать минут — и у меня появится ощущение маленького достижения. Оно созревает исподволь, медленнее, чем отрастают ногти или волосы, медленнее, чем раскрываются бутоны сакуры.
Всю жизнь я жила, не подозревая об этом, и только сейчас меня как будто осенило.
Вот и отлично!
Пуа-ан!
От этого трубного звука закладывает уши. Поезд приближается к конечной станции Асакуса. Состав, похожий на
Пусю-у-у!
Ошалев от чувства свободы, гусеница выпустила газы и теперь исторгает из своего чрева людскую массу. Облегчившись, она лежит на рельсах, уродливо разинув рот. Это зрелище каждый раз внушает мне такое отвращение, что начинает кружиться голова, и я стараюсь как можно скорее покинуть платформу.
Дом композитора Тэруо Хикари находится в пятнадцати минутах от станции, если идти медленным шагом. По пути я заглядываю в лавочку, торгующую орехами, и в магазинчик, где продают шпильки и всякие украшения для волос. Этак недолго и опоздать.
— А, это ты? Проходи, пожалуйста. Ну и ну! Что это у тебя с головой? — Учитель смеётся, глядя на мои волосы, которые после предпринятой накануне попытки чуточку их осветлить приобрели золотистый колер.
Я смущённо хихикаю вместе с ним.
— Просто ужас какой-то. Вчера, нанеся состав, села смотреть телевизор и ненароком задремала. А когда проснулась, увидела вот эту картину.
— Забавная ты девчонка! Вообще-то этот цвет тебе к лицу. Но как ты теперь будешь выступать?
— Действительно, светлые волосы не сочетается с японской одеждой. Придётся перед выходом на сцену менять имидж с помощью чёрной краски из баллончика.
— А-ха-ха-ха!
На счету у Тэруо-сэнсэя немало песен, написанных для известных исполнителей энка, но при этом слава как-то обошла его стороной. Он любит повторять, что виною всему его благородное происхождение. В роду у него сплошные врачи и профессора, в доме всегда царила атмосфера благополучия и достатка, и у него попросту не было стимула как-то пробиваться в жизни. Похоже, он даже комплексует на этой почве.
— В тебе, Ринка, чувствуется характер, — как-то сказал он мне. — Мне нравится с тобой беседовать. Я заряжаюсь от тебя мужеством. Поэтому заниматься с тобой буду бесплатно.
Моему учителю шестьдесят пять лет. Седые волосы он красит в чёрный цвет и всегда ходит в джинсах и каком-нибудь ярком хлопчатобумажном пуловере с медвежонком или ещё с какой-нибудь симпатичной картинкой на груди. Одним словом, он принадлежит к классическому типу «молодящихся мужчин», распространённому среди композиторов, работающих в жанре энка. Я терпеть не могу этот стиль, однако то, что даже в этом возрасте мой учитель не желает ощущать себя «вышедшим в тираж», невольно вызывает у меня уважение.
— Ну что ж, за дело. Сегодня сразу после тебя ко мне придёт Юмэкава.
— Какой Юмэкава? Неужели Хироси?
Кто бы мог подумать, что Хироси Юмэкава, дебютировавший с песней «Блюз оледеневшего сердца», берёт уроки у Тэруо-сэнсэя! Среди его учеников восемь «бродячих» исполнителей энка, но, по его словам, только со мной и с Юмэкавой он занимается бесплатно.
«Поро-поро-поро-рон!»— разносятся по дому бравурные звуки фортепиано. Как только начинается урок, супруга Тэруо-сэнсэя с улыбкой вносит в комнату серебряный поднос с чаем.
— Поставь вон там, — говорит ей учитель, и она всё с той же улыбкой удаляется.
Поро-попо-поккин-пиро-пиро…
— Так, начали: а-а-а…
Это означает, что начинается распевка. В этот момент я всегда немного теряюсь. У меня такое ощущение, словно я попала на приём к ненавистному зубному врачу. Словно моё горло, подбородок, язык перестают принадлежать мне и переходят в чужую собственность. Невольно возникает чувство протеста.
— А-а-а-а-а, — пытаюсь я взять нужные ноты.
— Нет, нет. Слушай музыку. Ты же не попадаешь в ноту. Пусть не на целый тон, но на две десятые явно.
Неужели и правда не попадаю? Однажды я даже посмела пуститься с ним в пререкания по этому поводу. В ответ Тэруо-сэнсэй заметил, что у него абсолютный слух и, если он стар, это ещё не основание считать его маразматиком. Он записал мой голос на плёнку и прокрутил её на медленной скорости, заставив меня убедиться в его правоте.
— Для энка первостепенное значение имеет текст. Поэтому слова надо произносить отчётливо. Любое чувство, будь то печаль или радость, должно быть выражено в концентрированной форме, на пределе эмоций. У тебя просто не будет возможности думать о том, как попасть в нужную ноту. Все свои силы, всю душу надо вложить в исполнение.
Ухватить смысл этих слов было совсем непросто, но меня завораживала сложность самой задачи.
Я уверена, что у песни есть крылья и она, подобно птице, норовит взлететь в небо. Даже если тебе удалось её поймать, успокаиваться нельзя. Стоит чуть зазеваться, и она тут же выпорхнет из твоих ладоней. Но это не беда. Пусть сегодня она от тебя улетела, завтра, поднатужившись, ты сможешь снова её поймать. А послезавтра она возьмёт и опять улетит. Поэтому я стараюсь по возможности не расслабляться.
По этой причине, кстати, я не считаюсь с затратами времени и выхожу на эстраду в кимоно. Пусть из-за этого мой багаж становится намного тяжелее, пусть облачаться в кимоно хлопотно, пусть в нём жарко, я всё равно остаюсь ему верна. Вся эта трудоёмкая предварительная работа наполняет тебя каким-то особым настроением, которое ты выносишь на сцену. Для таких доморощенных артистов, как я, это самый доступный способ проявить любовь к песне.
— Я долго думал, какую песню выбрать для сегодняшнего урока. — Тэруо-сэнсэй улыбается и, не снимая пальцев с клавиш, заглядывает в стоящее на рояле зеркальце, в котором ему видно моё лицо. Это зеркало позволяет ему, не отвлекаясь от инструмента, следить за выражением лица стоящего сбоку от него ученика. — Попробуем-ка сегодня исполнить «Алую нить судьбы». Она лучше всего подходит к тембру твоего голоса.