Стоиеновая певичка, или райский ангел
Шрифт:
«Алая нить судьбы» — это песня, повествующая о счастливой любви, — её, как правило, исполняют на свадьбах. Но при этом мелодия у неё заунывная, и голос певца звучит так печально, словно он того и гляди отойдёт в мир иной. Полагая, что подпускать слезу здесь совсем ни к чему, я решила спеть её по-своему, в мажорном ключе, и первым делом изобразила на лице лучезарную улыбку. Увидев в зеркале мою физиономию, Тэруо-сэнсэй несколько опешил, но всё же взял на рояле первые приглушённые аккорды.
Нас с тобою связала,
должно
Значит, будем с тобою вместе до самого смертного часа -
ты и я, муж и жена.
Алая ниточка, ниточка алая,
ниточка нашей судьбы…
Едва я спела первый куплет, как звуки рояля смолкли.
— Видишь ли… — услышала я голос Тэруо-сэнсэя. Плечи его сотрясались от смеха. — Мне понятен твой разудалый настрой, но в песне-то его нет!
— Понимаете, до меня не доходит смысл текста.
Тут, чуть не падая от хохота, в комнату ввалился какой-то мужчина. Это был Хироси Юмэкава.
— Извините, Ринка, я не хочу вас обидеть. Сегодня я приехал раньше времени и, стоя за дверью, слушал, как вы занимаетесь. Ой, я чуть не умер со смеху!
— Ну-ка, растолкуй ей, Юмэкава.
— Что именно? Что голосовые выкрутасы ещё не есть мастерство?
— Я возлагаю на Ринку большие надежды. Надо помочь ей понять смысл этой песни.
Юмэкава умолк, задумчиво сдвинув брови. В жизни он выглядел гораздо симпатичнее, чем на афише. Забранные назад обильно напомаженные волосы, густые чёрные брови. Зелёный спортивный костюм и почему-то массивная золотая цепь на шее и такой же браслет.
— Я не знаю, есть ли у вас друг сердца и что он собой представляет, — заговорил Юмэкава после паузы, но Тэруо-сэнсэй, посвящённый в обстоятельства моей личной жизни, перебил его:
— Хоть она и делает вид, что всё у неё прекрасно, на самом деле ей, похоже, живётся не очень сладко.
— Значит, вы осилите эту песню. Обязательно. Вы ведь нашего поля ягода.
И Юмэкава рассказал мне, что у него была жена, которая долго болела, а когда она умерла, оставив ему ребёнка, он женился снова. И во время свадебной церемонии испытал то самое чувство, которое выражено в песне «Алая нить судьбы». «Вы, — объяснил он мне, — должны петь её так, словно в ней говорится о вас и вашем любимом».
О нас с Дайки…
Да, это песня о супругах, соединённых узами брака, продолжал Юмэкава, но ведь в ней можно передать и свои нынешние чувства. И тогда она непременно тронет сердца людей, собравшихся послушать энка.
— И вообще, что значит «счастье»? Это не только когда ноль превращается в плюс. Если выйти из минуса, то и ноль может показаться «счастьем». Так ведь тоже бывает…
Быть любимой — радость, точнее, благодать. Мне довелось изведать это чувство. На свете так много неразделённой любви, а я знаю, что любима. Чего же мне ещё нужно?
Pyy-уpa, py-pa-pa…
Исчезает, уходит любовь,
и сердце моё цепенеет,
покрывается корочкой льда.
О, этот блюз оледеневшего сердца…
Началось
— А-а!
Надо сказать, это весьма болезненное ощущение. Мне тоже приходилось испытывать на себе действие этого прутика, которым учитель приводит в чувство своих учеников. От частого употребления он снизу истрепался и стал похожим на хвост какого-то зверя.
— А! Ааа-аа!
Звериный хвост снова и снова стегает Юмэкаву по голеням и ягодицам. Наверное, было бы жестоко спрашивать, ради чего двое уже немолодых мужчин, покрывшись испариной, предаются этому занятию. И всё же мне горько от сознания, что вместе с ними я сама оказалась в лабиринте, из которого нет выхода. Но вернуться назад теперь уже, наверное, невозможно. Слушая вопли Юмэкавы, я невольно дотронулась до своей шеи. Просунув ладонь в рукав лёгкой блузки, потрогала свою тонкую руку. Сквозь тепло моего тела явственно проступал холодок скользкой лазурной чешуи. Похоже, произошедшие во мне перемены необратимы. Я тоскую по воде. Мне хочется прыгнуть в аквариум под названием «сцена». Ну разве это не смешно? И эти двое, и я, все мы — жертвы страсти самовыражения.
Нам хочется во что бы то ни стало себя проявить.
Это банальное желание растворено в воздухе города Токио в ещё большей концентрации, чем кислород. Ум и красота встречаются здесь на каждом шагу, как камешки на дороге. Но средства, позволяющие осуществить это желание, в магазине не продаются. Поэтому люди вынуждены выбирать одно из двух зол: либо забыть о своих амбициях, либо в погоне за своей мечтой свалиться в яму.
Ну что ж, коли так, можно и в яму.
Когда я рассказала друзьям о своём намерении стать певицей и ездить по стране с концертами, они в один голос принялись меня отговаривать: и думать об этом забудь, ничего путного из этого не выйдет. Но я всё же сделала по-своему, и тогда они в спешном порядке начали обзванивать своих знакомых, связанных с музыкальным миром, и давать мне советы: от такого-то лучше держаться подальше, а вот с этим человеком вполне можно иметь дело. Когда же я рассказывала им о том, какая это радость — выходить на сцену, они угрюмо замечали: может быть, сейчас тебе и приятно, но погоди, ты ещё узнаешь, почём фунт лиха!
Небось, обидно, что я вас не послушалась? — усмехаюсь я. И вспоминаю, как когда-то упала в пруд. Я набрала полные лёгкие воды. Это было ужасно. Мои ступни касались дна, но я не могла удержаться на ногах из-за скользких водорослей.
Ну и что?
Что из того, что я нахлебалась воды?
Что из того, что мои ноги скользили по дну?
Ведь я осталась жива. А если бы даже я физически умерла, это всё равно лучше, чем когда в человеке умирает душа.
Для меня, у которой сломан механизм, позволяющий опускаться шлагбауму, решение стать певицей было чем-то сродни катастрофе. Первым словом, вырвавшимся у меня при этой мысли, было: «Кошмар!»