Стоик
Шрифт:
Они пообедали в ресторане «Принц», и Толлифер в течение всего вечера занимал ее рассказами о том, как весело можно сейчас провести время в Париже, и уговаривал ее поехать туда. Он прямо-таки бредил Парижем!
— Ну, а почему бы — если ваш супруг так уж занят — вам не отправиться со мной? — спросил он. — В Париже так интересно! Вы сможете везде побывать, все посмотреть, накупить всяких вещей. В этом году в Париже так весело, как еще никогда не бывало.
— Мне, правда, ужасно хотелось бы поехать! — призналась Эйлин. — И в самом деле, мне надо кое-что купить. Но я не знаю, сможет ли муж поехать со мной.
Толлифер выслушал ее с улыбкой и очень мягко выразил свое удивление.
— Мне думается, — сказал он, — всякий занятой супруг может отпустить свою жену хотя бы на две недели
И Эйлин, прельщенная возможностью развлечься в обществе своего новообретенного друга, воскликнула:
— Знаете что? Я завтра же спрошу Фрэнка и скажу вам!..
После обеда Толлифер предложил ей пойти на журфикс к Сесили Грант — актрисе из сатирического обозрения и, как он заметил вскользь, возлюбленной графа Этьена Лебара, очень милого француза, которого знает весь Лондон. По вторникам у Сесили собирался запросто интимный кружок. Толлифер сказал, что Сесили будет очень рада и ему и Эйлин.
Среди гостей, собравшихся у Сесили Грант, блистала некая эксцентрическая графиня, муж которой был пэром Англии. Эйлин, почувствовав себя приобщенной к высшему свету, теперь окончательно убедилась, что Толлифер безусловно принадлежит к самому избранному обществу и обладает такими связями, каким может позавидовать даже и Каупервуд. И тут же она решила, что непременно поедет в Париж.
30
Разумеется, Гривс и Хэншоу не замедлили посвятить Джонсона во все подробности своих переговоров и состоявшейся сделки с Каупервудом. Ибо Джонсон и лорд Стэйн, как и большинство пайщиков Электро-транспортной компании, были так или иначе заинтересованы во вновь проектируемых подземных линиях, и Гривсу и Хэншоу, как инженерам, важно было заручиться их расположением. Они считали, что как техническая сторона дела, так и соображения добропорядочности дают им право переуступить свой опцион кому угодно и поэтому не собирались делать из этого секрета. Прежде всего опцион принадлежал им, и, следовательно, они могли распоряжаться своим опционом как угодно, а кроме того, если даже у них когда-то и был разговор с Джонсоном о том, чтобы поставить его в известность, если они найдут покупателя, — они ничего ему не обещали, а ответили просто, что подумают. О беседе Джонсона с Джеркинсом и Клурфейном им ничего не было известно. Джонсон, со своей стороны, когда ему доложили о Гривсе и Хэншоу, чрезвычайно заинтересовался и ждал с нетерпением, что они ему скажут.
В первую минуту, когда они сообщили ему о своей сделке, он с досадой подумал, что все козыри, с помощью которых он рассчитывал с самого начала осадить Каупервуда, ушли у него из рук. Но мало-помалу перспектива войти в дело с американцем стала казаться ему менее неприятной и даже вполне осуществимой. Особенно подкупило его в пользу Каупервуда то, что этот заокеанский воротила готов был разом выложить на стол тридцать тысяч фунтов стерлингов плюс еще шестьдесят тысяч за перечисление на его имя ценных бумаг и сверх того десять тысяч гарантийных, которых он не получит обратно, если не приступит к постройке в течение года. По всей видимости, покупка линии Чэринг-Кросс была для него только зацепкой, а на самом деле, как утверждал Джеркинс, у Каупервуда значительно более широкие планы: он несомненно имеет в виду объединение в дальнейшем всей лондонской подземной сети. А если так, то почему бы им в конце концов не взяться сообща за это дело и не войти со Стэйном в предприятие Каупервуда, прежде чем он успеет привлечь кого-либо другого? Во всяком случае ему и Стэйну необходимо побеседовать с Каупервудом, и об этом можно будет сговориться на заседании в конторе Каупервуда, где он, Джонсон, будет присутствовать в качестве официального лица при передаче линии Чэринг-Кросс.
В половине двенадцатого, в день заседания, Каупервуд сидел у себя в конторе, рассеянно слушая Сиппенса, который, расхаживая взад и вперед, излагал ему свои соображения. Каупервуд был как-то необыкновенно задумчив. Не поступил ли он несколько опрометчиво? Ведь это — чужая страна, и он не имеет ни малейшего представления о здешних порядках, обычаях. Разумеется, если он приобретет опцион, из этого еще не следует, что он потом не сможет сбыть его с рук, — но, с другой стороны, как ни верти, во всей этой истории есть что-то поистине неотвратимое. Потому что если теперь, после того как он заполучил этот опцион, он сам выпустит его из рук, это будет иметь такой вид, будто он, Каупервуд, попробовал взяться за дело, на которое у него не хватает ни мужества, ни средств.
Тут в кабинет вошли Джеркинс с Клурфейном. На лицах их было написано сознание важности порученной им роли — ведь сам Каупервуд обещал вознаградить их за проявленное ими необыкновенное рвение. Следом за ними появился секретарь Сиппенса мистер Дентон и агент Сиппенса — мистер Остэд. Затем явился мистер Китередж, преемник Сиппенса по управлению чикагскими пригородными дорогами Каупервуда, приехавший в Лондон, чтобы обсудить с патроном кое-какие чикагские дела. Последним пришел Оливер Бристол, молодой, но весьма пронырливый и дошлый юрисконсульт Каупервуда, командированный в Англию, дабы ознакомиться на месте с замысловатой системой ведения финансовых дел в Англии. Сегодня он впервые должен был выступить в роли юриста и законоведа. Каупервуд умышленно окружил себя на этот раз столь многочисленной свитой не только для того, чтобы иметь достаточное количество свидетелей при оформлении сделки, но и для того, чтобы создать возможно более торжественную обстановку и произвести впечатление на англичан.
Наконец ровно в двенадцать в дверях появились мистер Гривс и мистер Хэншоу в сопровождении группы полномочных представителей Электро-транспортной компании — Джонсона, Райдера, Келторпа и Делафилда. Мистер Келторп был не кто иной, как председатель компании, мистер Райдер — вице-председатель, мистер Джонсон — юрисконсульт. Когда они вошли в кабинет и очутились лицом к лицу с знаменитым миллионером, окруженным своими приближенными и поверенными, это внушительное зрелище явно возымело свое действие.
Каупервуд поднялся им навстречу и очень тепло и дружески поздоровался с Гривсом и Хэншоу, после чего те с помощью Джеркинса и Сиппенса познакомили друг с другом всех многочисленных участников этого знаменательного заседания. Больше всех других внимание Каупервуда, а также и Сиппенса привлек Джонсон. Каупервуд заинтересовался им, потому что был осведомлен о его связях, а Сиппенс — тот с первого взгляда почувствовал в нем соперника. Властная самоуверенность этого человека и что-то почти величественное в его фигуре, когда он, откашлявшись, внимательно оглядел всех собравшихся, словно ученый энтомолог, осматривающий свои коллекции насекомых, — все это ужасно возмущало Сиппенса. И не кто иной как этот Джонсон и открыл заседание.
— Итак, мистер Каупервуд, и вы, уважаемые джентльмены, — начал он, — я полагаю, что все мы достаточно осведомлены о существе дела, которое привело нас сюда. И потому осмелюсь заметить — чем скорей мы приступим, тем скорей мы и покончим с этим делом.
«Скажите на милость!» — презрительно фыркнул про себя Сиппенс.
— Дельное замечание, присоединяюсь… — сказал Каупервуд и, нажав кнопку звонка, приказал Джемисону принести чековую книжку и папку с договорами.
Джонсон вынул из большого кожаного портфеля, который подал ему стоявший позади него конторский мальчик, инвентарные и бухгалтерские книги Электро-транспортной компании, затем печать, опцион и положил все это на письменный стол Каупервуда. Каупервуд вместе с Бристолем и Китереджем тщательно ознакомился со всем этим.
После того как они внимательно проверили все документы, расходные ордера и платежные обязательства, Гривс вручил Каупервуду опцион, который они с Хэншоу уступали ему, а Электро-транспортная компания, в лице своих полномочных представителей, засвидетельствовала полную его законность. Мистер Делафилд, секретарь и казначей Электро-транспортной компании, предъявил копию акта, удостоверяющего право компании на постройку линии Чэринг-Кросс. После этого мистер Блэндиш из банка Лондонского графства предъявил документ, удостоверяющий, что Фрэнк Алджернон Каупервуд передал на хранение в этот банк государственные ценные бумаги на сумму в шестьдесят тысяч фунтов стерлингов. Бумаги эти перейдут в собственность мистера Каупервуда тотчас же по представлении чека на указанную сумму.