Стоим на страже
Шрифт:
Тупорылый, с защитной решеткой, привинченной к радиатору, вездеход вырулил тем временем на берег и застыл, словно зверь на откосе, с которого, накренившись, глядели в страшную непрозрачную воду сосны. Бойцов перевел дыхание. Ему показалось, что за водительским стеклом, в сумраке кабины он видит Инну, ее лицо, дорогое, привычное, близкое, но нет, это только показалось. Вездеход, будто что нащупав, сполз осторожно с насыпи, попрыгал-потрясся немного на береговых камнях и, не сбавляя хода, въехал в воду.
В ту же минуту рядом с вездеходом возникли какие-то темные предметы, которые Бойцов раньше не видел, воду начали полосовать просверки
Погрузился вездеход в воду, совсем маленьким — щепка в потоке! — сделался, пополз еле-еле, сторожко, «усы» за ним в одну сторону течение сбивает, бурлит вода с подветренной стороны, в кудри завиваетея. Перед самым носом у вездехода проплыла огромная льдина с верхом, обсосанным дождем, и у Бойцова сразу по коже колючие мурашки заползали — возьми эта льдина чуть в сторону и аккурат напоролась бы на вездеход, проломила ему бок — но не-ет, пронесло! Он вытер лоб.
Бойцов чувствовал спиной, кожей, корнями волос, что люди, находящиеся на мосту, тоже следят за вездеходом, тоже переживают за тех, кто в машине, их тоже дрожь пробивает.
Вездеход шел и шел вперед, светились фары его — два больших телескопических зрака доисторического животного.
У Бойцова начало разъедать глаза, вначале он решил, что это от напряжения, потом понял — пот, и отер глаза пальцами. Скинул с плеч плащ-палатку, чтоб свободнее было, дышалось легче — плащ-палатка фанерно, негнущимся пологом легла у ног. Бойцов отодвинул ее сапогом в сторону.
Уже близко вездеход был, два лица различил Бойцов за стеклом — водителя и Инны, водительский облик показался знакомым, помощника комбата по комсомолу возит. Как вдруг что-то в машине застопорило, похоже, вода в выхлоп попала, втянул ее движок в карбюратор, закряхтел, закашлялся, не выдержал и задохнулся. И звонкая тишина вдруг образовалась в мире, все звуки потонули в ней. Бойцов побледнел от такой страшной тишины.
В следующий миг вездеход накренился, замер на какие-то считанные доли секунды, — видно, приподняла его льдина, — из кабинки выскочил в воду водитель, вытянул за собой женщину в красном плаще — Бойцов, обмерев и растерявшись, увидел с тоской — Инна это, Инна! Вездеход накренился еще больше, на короткий миг показалось его мазутное дно — вездеход завалился назад и набок, потом мелькнули черные, нарядные, будто от новенького игрушечного автомобиля, колеса. Совсем рядом с машиной вздыбилось толстое, с объеденными гладкими краями тело льдины, толкнуло машину в поддон, и вездеход нырнул в глубину, в темень реки, словно его никогда и не было.
Сзади на мосту закричали, Бойцов обернулся, увидел, как кто-то сбросил с моста резиновую шлюпку — та дернулась, привязанная к веревке, снова дернулась, ее подбросило течением — не-ет, резиновая шлюпка — это перышко, утиный пух, на ней людей не спасешь… Но тут послышалось слабое, зажатое, тонущее в дожде «а-а-а-а», и Бойцов словно во сне, в больной одури увидел, как течение несет красный плащ. Инка!
Не успев что-либо толком сообразить, Бойцов коротко разбежался и, поскользнувшись при толчке, прыгнул с моста, ударившись о воду грудью и плечами. Вода была черной, грязной, пахла гнилью и землей,
Далеко впереди мелькала красная полоска — то ли знакомый плащ, то ли кровь, размытая на черной густой воде. Плыть мешали сапоги, он сбросил их в воде, задержавшись на секунду; хрипя, скаля зубы и задирая от ярости голову, поплыл дальше. Алонский берег, хоть и был далеким, а все же чувствовался — все же землица это, что силы человеку придает, а не вода — при виде земли всегда легче, надежнее; земля укроет, и напоит-накормит, и обогреет, а время придет — навсегда схоронит, погребет в своей плоти, вечный приют даст.
Вода была не столь холодной, как показалось поперву (хоть и плыли в ней льдины), не сводила ног-рук жестокой судорогой, в такой воде можно было минут двадцать-тридцать продержаться. Задрав голову и глотнув воздуха, Бойцов увидел, как по мосту бежали люди, и что-то теплое, благодарное замолотило у него в висках — без помощи ни он, ни Инна, ни водитель не останутся, ребята помогут, обязательно помогут. Вот только где водитель, неужто на дно ушел — водителя Бойцов не видел… Да не может быть, чтобы на дно, он же не слабее Инны, он ведь мужик все-таки, сильный, сноровистый парень, не должен уйти под воду, он еще повоюет за жизнь, а пока будет сражаться со стихией, тут и ребята с подмогой подоспеют.
Красный плащ все ближе и ближе, и Бойцов, задыхаясь, хрипя, ползет к нему по густой черной плоти воды, раздвигая ее руками, головой, плечами, грудью, всем усталым своим телом, стремясь настигнуть красную полоску, Инкин плащ. А плащ, словно цветок диковинный, сказочный, страшный, распустил свои лепестки на поверхности, он цвел, будто гигантская лилия, а вокруг него вспухали мелкие, словно от падающей дроби, фонтанчики — дождь все лил и лил.
— Держись! — прохрипел на последнем дыхании Бойцов. — Д-д-дер… — и хватил ртом воды, поперхнулся, в глазах у него потемнело так, что даже «цветок», плоско распустивший свою чашу на поверхности реки, померк.
Бойцов не помнил, как догнал этот «цветок», как сумел поднырнуть под него и потом вытянуть наверх, не помнил, как прибился к земляной шапке-островку, попавшему в круговерть и оттого застрявшему на месте. На островке росли тонкие, в руку примерно, березки, слепо морщили свои молодые листья под дождем, плакали тихо — не жить им теперь, сомнет их река, — но великое дело березки все же сделали, спасли людей…
А потом все оборвалось в сознании Бойцова, наступил провал.
Очнувшись, он долго не открывал глаз, втянул в себя воздух: пахло лекарствами — валерьянкой с карболкой, нашатырем и почему-то тигровой мазью. Пошевелился, проверяя, болит ли тело, — нет, тело не болело… Странно, почему же тогда пахнет госпиталем? Как он сюда попал?
В ушах тревожно задзенькал молоточек, будто стеклом тихонько ударяли по стеклу — звук чистый, хрустальный, неземной какой-то. И тут он вспомнил все, что произошло, — и мост, и коробку опрокинутого вездехода, показывающего свое мазутное дно, и алый, слепяще яркий «цветок», стремительно уносящийся по реке в мрачную темноту.
Бойцов застонал, открыл глаза и увидел человека, которого меньше всего ожидал увидеть. Подполковник Кожемякин. Широкий, словно стол; голова как бильярдный шар, будто Кожемякин каждый день покрывает ее свежим лаком; под крупным пористым носом усы — настоящая щетка, одежду можно чистить.