Стократ
Шрифт:
Кроме лоскутка, монеты, платья из добротного когда-то полотна и крепких туфель, у нее не было ничего. Впрочем, и винить было некого – ее семья, отец и мать, два ее маленьких брата, бабушка и новорожденная сестра остались вот так же с пустыми руками на улице, потому что крепкий дом в предместье Старвода, выстроенный ее прадедом, занялся быстрее, чем собрались соседи с ведрами. Тушить его было бесполезно – люди выстроились в цепочку и поливали крыши соседних домов, чтобы огонь не перекинулся. Тяжелая, горячая и долгая работа, почти на всю ночь. К утру от дома
– И тогда они меня выгнали.
– Это с горя, – сказал Стократ. – Ты вернулась бы. Они, наверное, еще и об этом горюют – что прогнали тебя сгоряча.
– Не сгоряча, – сказала девочка.
Хлеб у Стократа был свежий, утренней выпечки, сыр мягкий, масло желтоватое и тоже свежее. Девочка ела так, что у нее слезы выступили на глазах.
– Не торопись. У меня еще есть в мешке. Просто спокойно ешь.
Он разогрел на костре воду и бросил в кипяток щепотку горькой травы. Девочка напилась и растянулась у костра прямо на траве.
– Спасибо, – сказала охрипшим голосом. – Я бы тебе отработала… тебе не нужно где-нибудь прибрать, вымыть полы, вымести двор?
– У меня нет ни полов, ни двора.
Она резко села:
– Тогда мне нечем тебя отблагодарить.
В ее голосе послышался страх. Стократ улыбнулся, успокаивая:
– В благодарность расскажи мне свою историю.
– И больше ничего?
– Больше ничего.
Она обхватила руками плечи. Придвинулась ближе к огню. Три полена, сложенные домиком, горели хорошо и жарко, огонь тянулся кверху, выбрасывал языки в небо и не мог дотянуться…
И вдруг огонь изменился. Стократ увидел, как в костре сплетаются ветки, усеянные белыми цветами, как витые усики тянутся в небо и не могут достать. Прошло мгновение – и огонь зашипел, обгладывая и пожирая ветку с белыми цветами.
Стократ дернул ноздрями. Иллюзия была такой сильной, что ему померещился запах сгоревших цветов.
– Вот так это было, – сказала девочка.
– Красиво и безобидно. Я мало видел людей, способных выстраивать огненные миражи…
– Это не мираж. Это реальность! Там были настоящие цветы! И если бы я справилась с огнем – сейчас на месте костра был бы цветущий куст, у меня уже получалось, я могу тебе доказать!
– Не надо, – сказал Стократ.
– Ты мне не веришь? Ты слепой, самовлюбленный дурак, раз веришь только в то, что видишь!
– Не слишком ли грубо?
– А хотя бы и так! – она раскраснелась, глаза сухо блестели. – Я потеряла силу… После того, что случилось на пожаре, я должна отдохнуть… Но я докажу тебе, что это правда.
Стократ покорно кивнул.
– Ты все равно не веришь, – сказала она другим голосом, тихим и безнадежным. – Да, я играю с огнем. Тку из огня, как из ниток. Я шью из огня, как из ткани. Но не все получается сразу, понимаешь! Ткач путает нитки, портной ошибается с меркой. Все ошибаются, пока учатся.
– Но у тебя сгорел дом.
– Меня ведь никто не учил, – сказала она тоскливо. – Если бы учитель показал мне, как правильно…
Она
– Родители запрещали мне. Наказывали за игру с огнем. Они не понимали, зачем это надо. А я могу выстроить целый город из огня. Я могу выстроить целый мир из огня, мне только надо научиться!
– Зачем было жечь дом? Не лучше ли развести в поле большой костер?
– Нельзя, – она поглядела на него, как на слабоумного. – Дом – это не просто стены и балки. Дом – это средоточие жизни. Для того, чтобы выстроить из огня новый дом, надо поджечь старый. Лучше – очень старый. Еще лучше – такой, где много-много людей жили, ночевали, отдыхали, грелись. Любились. А на месте простого костра можно вырастить куст, и не больше.
– Послушай, – сказал Стократ. – Ты могла бы показывать это… как развлечение для людей. В очаге, например. Тебя любой трактирщик нанял бы за еду, а может, и за деньги.
Она посмотрела на него почти с ненавистью:
– Ты издеваешься, да? Это не фокусы! Это искусство!
Стократ снова кивнул, и больше они не говорили в тот вечер. Девочка заснула мертвым сном, свернувшись у огня, а Стократ спал с перерывами: ночь была холодная, приходилось подкидывать поленья.
Утром они напились горячей воды и доели хлеб, успевший слегка зачерстветь.
– Давай думать, как тебя устроить, – сказал Стократ.
– Возьми меня с собой, – неожиданно предложила она. – Я бы хотела уйти… подальше.
– Я иду быстрее, чем ты.
– Я буду бежать. Или давай продадим твой меч и купим осла.
– Мой меч стоит дороже, чем сто ослов, – сказал Стократ. – И я не стану его продавать, извини.
– Потому что ты самовлюбленный себялюбец.
– Послушай, – сказал Стократ, – ты не слишком ли часто грубишь человеку, который, между прочим, старше тебя?
– Ну я же сказала – спасибо, – она пожала плечами. – Хотя странно, что ты не попрекаешь меня куском хлеба.
– Начнем сначала: куда ты пойдешь?
– С тобой. Если нет осла – я могу очень быстро идти. Я могу бежать целый день и не запыхаться.
– Ну, пойдем, – сказал Стократ.
Он рассчитал совершенно правильно: к вечеру, когда они уже значительно отдалились от города и подошли к границам Светловодья, девочка стоптала ноги, надышалась пыли и едва ковыляла, чихая и размазывая по лицу грязь.
Стократ свернул к трактиру «Пышка» неподалеку от переправы. У него не было денег, чтобы заплатить за постой, но хозяин трактира помнил его. В прошлом году, вот так же проходя по дороге, Стократ избавил трактирщика от банды негодяев, обложивших его данью.
Слуга-новичок поглядел с подозрением, но сам хозяин, едва заметив в дверях человека с мечом, кинулся к нему с распростертыми объятьями:
– Стократ! К нам? Заходи, скорее за стол, что будешь пить?
– Спасибо, друг, я ненадолго, – Стократ подтолкнул в дверях некстати оробевшую девчонку. – Вот, подобрал сироту на дороге. Нет ли работы для хорошей девочки?