Столетняя война. Леопард против лилии
Шрифт:
Примером именно такого случая была апелляция виконта Беарна Гастона VII. Беарн – полунезависимая область в Пиренеях на границе с Наваррой и Арагоном. В XII в. находился в вассальной зависимости от арагонской короны, а в 1240 г. Гастон VII признал сюзеренитет английского короля. Основной политической целью его при этом, по-видимому, была борьба за независимость (по крайней мере фактическую). Слабость позиций Генриха III сулила в этом смысле хорошие перспективы. Продолжая свои политические маневры, Гастон Беарнский принял затем сторону кастильского короля Альфонса X, который в 50-х гг. XIII в. возобновил притязания Кастилии на Гасконь. Энергичные действия Эдуарда I в 70-х гг. по укреплению английских позиций на юго-западе вызвали открытое сопротивление признанного лидера гасконской оппозиции. Он дерзнул представить в Парижский парламент жалобу на самого короля. Борьба с непокорным вассалом отняла у Эдуарда I немало времени и энергии. Дело дошло до временного заключения Гастона VII в Вестминстер и конфискации его владений. Лишь в 1274 г. Гастон Беарнский был официально прощен, а в 1279 г. английский король возвратил ему его владения. В те же годы не прекращался поток апелляций в Париж и от менее известных лиц.
Напряженная ситуация в Гаскони, превратившейся в постоянный очаг англо-французских противоречий, вызвала в эти же годы усиление внимания соперничающих монархий к странам Пиренейского полуострова. Не оставалось сомнений в том, что рано или поздно французский юго-запад станет причиной и местом очередного военного конфликта между Англией и Францией. Позиция пиренейских государств должна была в таком случае приобрести огромное значение. В то же время, как было показано выше, растущие противоречия между ними толкали правителей стран Пиренейского полуострова на поиски потенциальных союзников за Пиренеями. В 70-х гг. интересы Кастилии и Арагона столкнулись в борьбе за корону Наварры, где после смерти короля Энрике I единственной наследницей оставалась его трехлетняя дочь. Кастильская монархия претендовала на присоединение Наварры на основе древних вассальных связей, Арагон – на основе завещания одного из прежних наваррских королей. Но вопрос уже не мог решиться в пределах Пиренейского полуострова, так как еще в первой половине XIII в. пиренейские страны вступили в политические контакты с Англией и Францией и фактически оказались в сфере развития англо-французских противоречий. Формой борьбы за влияние в Наварре и Кастилии стали династические споры.
В начале 70-х гг. Эдуард I добился соглашения о браке наследницы престола Наварры и своего старшего сына. Это намечало перспективу политической переориентации маленького королевства, которое с 30-х гг. XIII в. находилось под влиянием Франции. Французская монархия немедленно начала сопротивляться этим династическим планам и сумела добиться их изменения. После смерти малолетнего английского принца наследница наваррской короны была просватана за сына Филиппа III (будущего Филиппа IV). Предотвратив угрозу ослабления французского влияния в Наварре, Филипп III вступил в борьбу с кастильским королем Альфонсом X, который намеревался обойти династические права жены своего умершего старшего сына, племянницы Людовика IX. В 1276 г. в Кастилию и Наварру были введены французские войска. Впервые Франция действовала на международной арене так жестко, откровенно утверждая свое политическое влияние силой оружия. Английская монархия, естественно, не могла остаться в стороне от происходящего. Правда, она действовала лишь дипломатическими средствами, но характер предпринимаемых Англией шагов не оставлял сомнений относительно их антифранцузской направленности. В разгар восстания в Наварре против вмешательства Франции Эдуард I вступил в переговоры с наваррским двором. В то время как французские войска еще находились в Кастилии, Эдуард I и Альфонс X официально подтвердили урегулирование всех англо-кастильских противоречий 50-х гг. Этот явный намек на возможность английской поддержки Кастилии наверняка оказал влияние на позицию Франции, которая уже в конце 1276 г. начала склоняться к мирному урегулированию отношений с Кастилией. Эдуард I официально приветствовал такой поворот событий, традиционно связав это с интересами всего «христианского мира».
На рубеже 70—80-х гг. XIII в. было заключено несколько соглашений, которые внешне урегулировали наиболее острые противоречия на юго-западе Европы, но, по существу, свидетельствовали только об отсрочке неизбежных будущих столкновений. В 1279 г. короли Англии и Франции подписали в Амьене договор, который предусматривал более последовательное выполнение Парижского мира 1259 г. Как показало недалекое будущее, он практически ничего не изменил в сложной обстановке на юго-западе. В 1281 г. был заключен мир между Францией и Кастилией. Однако это еще не означало, что Англия выбыла из игры и полностью уступила Кастилию французскому влиянию (в Наварре ситуация сложилась именно таким образом). С самого начала франко-кастильских столкновений (1276) Англия периодически возникала на политическом и дипломатическом горизонте. В 1278 г. дочь Альфонса X посетила Лондон, в том же году Эдуард I приказал своим наместникам в Гаскони разрешить изготовить в Байонне оружие и корабли по заказу кастильского короля. Представители английского двора внимательно наблюдали за ходом франко-кастильских переговоров в Париже в 1279 г. и писали специальные донесения королю. Эдуард I настойчиво предлагал свое посредничество в заключении франко-кастильского мира и Байонну как место переговоров. Филипп III уклонялся от этого явно нежелательного варианта, прикрываясь более авторитетным посредничеством римского папы. Все это говорило о том, что профранцузская ориентация Кастилии в 70-х гг. еще вовсе не была окончательно предопределена.
Несмотря на когда-то решительно разделявший их вопрос о Гаскони, Англия и Кастилия еще могли сблизить свои позиции. Английская монархия стремилась к этому из-за соседства Кастилии с юго-западными землями и утраты поддержки Наварры, а у Кастилии могли быть основания для переориентации из-за сохранения противоречий с Наваррой, практически перешедшей под власть Франции. В 1231 г. (год заключения франко-кастильского мира) Альфонс X и король Арагона Педро III достигли договоренности о совместном завоевании Наварры. Это, естественно, затрудняло дальнейшее сближение Кастилии с Францией в случае претворения плана в жизнь. Но позиция Арагона тоже не была пока достаточно определенной. Растущие интересы арагонских правителей в Средиземноморье сталкивали их с французской монархией, которая поддерживала борьбу Карла Анжуйского за сицилийскую корону и способствовала утверждению Анжуйской династии и, следовательно, – французского влияния – в Южной Италии и на Сицилии. Как потенциальный противник Франции, Арагон не мог не оказаться в зоне политического внимания английской монархии. Не вполне еще определившиеся отношения между Англией и Кастилией, видимо, объясняют осторожный характер дипломатических шагов, предпринимавшихся Эдуардом I и королями Арагона. В течение 70-х гг. было обсуждено несколько вариантов династических союзов, в 1282 г. наконец состоялся брак между дочерью Эдуарда I и сыном Педро III. Развернувшиеся в это время международные события подтолкнули Арагон, как и Кастилию, к выбору более определенной позиции.
Так, вслед за Шотландией и Фландрией, которые ощутили потребность в международной поддержке еще во второй половине XII в., на втором этапе англо-французского противостояния в него более прочно вовлекались страны Пиренейского полуострова. В середине XIII – первой трети XIV в. их участие в борьбе Англии и Франции все более тесно увязывалось с проблемами установления стабильных границ и борьбы за лидерство в пределах полуострова, что и привело к определению позиции вплоть до возникновения межгосударственных союзов в течение 80—90-х гг.
Конец XIII в. стал временем обострения англо-французских противоречий. Основным фокусом борьбы оставалась гасконская проблема. К ней стягивались наметившиеся в прошлом столкновения интересов на почве Фландрии и Шотландии, борьбы за влияние в странах Пиренейского полуострова. В течение 80-х – начала 90-х гг. администрация английского короля уделяла большое внимание наведению порядка в Гаскони, налаживанию отношений с феодалами и богатыми городами, не забывая при этом, естественно, о главной задаче – обеспечении максимальных поступлений в королевскую казну. Как показали события конца XIII – начала XIV в., Англия немало преуспела в этом, добившись по меньшей мере лояльности большинства населения среди тех социальных слоев, от которых больше всего зависела прочность английской власти. Однако трудности в решении задачи «закрепления» Гаскони за Английским королевством были очень велики. Они вытекали прежде всего из того, что крепнущая королевская власть Франции просто не могла примириться с существованием такого опасного «подданного», как английский король. Даже в ранге вассала он представлял несомненную угрозу королевскому сюзеренитету. Кроме того, усиление королевской власти в Англии при Эдуарде I и особенно его экспансионистская политика в Уэльсе и Шотландии не могли не вызвать опасений возрождения идеи восстановления владений анжуйского дома в прежних огромных пределах. Все это побуждало французскую корону в условиях официального мира с Англией и урегулирования связанных с Гасконью проблем продолжать максимально содействовать обострению противоречий на юго-западе. В течение 80-х – начала 90-х гг. право апелляции гасконских подданных Англии к французскому королю превратилось в серьезное орудие подрыва английской власти в герцогстве. Дело в том, что за прошедшие со времени Парижского мира два десятилетия стало вполне очевидно, что суд короля Франции всегда решает дело против английского короля и его администрации, а значит, в пользу любого недовольного. Об этом наиболее убедительно говорит интересный источник – приговоры королевского суда Франции за 1254—1318 гг. Все дела, касающиеся Гаскони, были за этот период решены против интересов английской короны. В 1282 г. Филипп III как верховный сюзерен герцогства Аквитанского запретил гасконским феодалам помогать Эдуарду I в войне в Уэльсе.
Постоянное французское вмешательство в гасконские дела болезненно воспринималось английской администрацией и самим королем. В 80-х гг. представители английской власти начали преследовать тех, кто обращался с жалобами в Париж. В ответ французский король издал специальное распоряжение, в котором запрещал преследовать апеллянтов из Гаскони. Данные источников за следующие годы показывают, что этот запрет не оказал реального влияния на ситуацию на юго-западе. Преследования недовольных продолжались, угрозами и конфискациями английская администрация иногда добивалась отказа от уже представленных в Париж жалоб. К концу 80-х гг. реакция английской короны на вмешательство Франции в гасконские дела достигла предельной остроты. В письмах Эдуарда I обращение коммуны Бордо (главного центра английской Гаскони) в курию Филиппа IV в 1290 г. приравнивалось к «восстанию». Дело определенно шло к новому военному конфликту на юго-западе.
Сменивший в середине 80-х гг. Филиппа III новый французский король Филипп IV Красивый (1285—1314) активно проводил политику укрепления центральной власти и расширения королевского домена. Очередная попытка покончить с континентальными владениями Англии логически вытекала из его общей внутриполитической линии. Эдуард I, который в течение 70—80-х гг. проявил себя как покоритель Уэльса и законодатель, должен был ощущать растущую угрозу сохранению английской власти в последнем континентальном владении и опасную для своего авторитета жесткую политическую линию французской монархии на превращение английского короля в «реального вассала» Франции на юго-западе. Немало сделав для улучшения финансово-экономического использования Гаскони Англией, Эдуард I готовился к бою за нее.
Вопрос о новом конфликте на юго-западе был предрешен начиная с 1286 г., когда Филипп IV в свойственной ему твердой манере лидера и хозяина положения потребовал, чтобы английский король в связи с восшествием на престол нового короля Франции принес ему оммаж. В письме французского короля подчеркивалось, что никакие отсрочки невозможны и что «оммаж должен быть тесным, в то время как он был принесен (Филиппу III. – Н. Б.) лишь в общей форме» [48] . Эдуард I уклонился от личного выполнения этого требования, дав тем самым понять, что английский король (он же герцог Аквитанский) был и остается самым непокорным вассалом французской короны.
48
Let. de rois. T. I. P. 342—344.