Столетняя война
Шрифт:
К концу июля дело выглядело законченным. Дофин отправился принимать во владение свой Дофине, который Карл VII в реальности до тех пор придерживал для себя. Бурбон получил пенсию. На ла Тремуя наконец были возложены полномочия посла. Время шло, а Карл VII вознамерился играть в великодушие. Как оказалось, напрасно.
Однако он воспользовался этим временем, чтобы активизировать войну против англичан. В 1438 г. был занят Дрё. В том же году Вильяндрандо совершил молниеносный прорыв в направлении Бордо: отправившись с берегов Ло, он взял Фюмель, потом Иссижак и Лозён, вновь свернул на юг, чтобы в Тоннене перейти Гаронну, и внезапно пошел на Медок. Он захватил Бланкефор у ворот Бордо и обосновался в самом сердце Медока, в Кастельно. В свою очередь Сентрай вместе с Альбре и Бурбонским бастардом перешел в наступление на юге. Бордо задрожал. Через несколько дней армия Карла VII встала лагерем в Сен-Сёрене. Но, чтобы взять Бордо, ей не хватало артиллерии, которую французы не взяли в поход. Был отдан приказ об отступлении. Французы сохранили за собой только Тартас.
В области Бордо не очень любили людей Карла VII. Потрава виноградников, сделанная солдатней Вильяндрандо и Сентрая, усилила враждебность населения, давно привыкшего считать, что их благосостояние связано с экспортом в Лондон и Брюгге. Крупными покупателями для гасконских виноградарей, безусловно, были страны, лишенные хорошего винограда, а не Средняя Франция, достаточно богатая ценными сортами вин. Поэтому бордосцы больше заботились об отношениях с Лондоном, чем о дороге в Париж: у Парижа были свои поставщики — в Боне или Оксере, Орлеане или Сен-Пурсене, Аржантёе или Сюрене, тогда как поставщики Лондона или Саутгемптона находились в Гаскони.
Разорение Медока, которое солдаты Карла VII учинили от Бланкефора до Леспарра, включая Кастельно и Сен-Лоран, обернулось против короля. Теперь он не найдет в Гиени того сочувствия населения, какое было для него столь ценным в Нормандии.
Попав в плен после Азенкура, Карл д'Артуа, граф д'Э, был только что освобожден в обмен на Сомерсета, который сам в 1421 г. стал пленником Карла VII. Он встал во главе небольшой армии и отправился воевать с англичанами в земли Ко. Он поставил в Арфлёре гарнизон, принадлежавший к числу самых неприятных препятствий для связей Руана с Англией. Но все победы имели относительную ценность: в общем итоге операций выигрыши и потери компенсировались. Так, баланс 1439–1440 гг. странным образом оказался отрицательным для всех. Конечно, Ришмон вступил в Мо как триумфатор. Это была первая серьезная осада после осады Парижа: у Ришмона была артиллерия, а циркумвалационная линия, возведенная по его приказу, включала в себя не менее семи укреплений. Уильям Чемберлен не сумел воспользоваться подкреплениями, посланными Сомерсетом и Талботом; город — правый берег — 12 августа капитулировал. Но укрепленный рынок на левом берегу еще сопротивлялся, и англичане пытались прорвать блокаду. Спешно набранная в Нормандии армия Сомерсета и Талбота, посланная на помощь, предоставила защитникам рынка только отсрочку. Англичане бы с удовольствием дали сражение, поставив на карту все. Ришмон уклонился от боя, заперся в городе и продолжал удерживать мост через Марну. 15 сентября Чемберлен сдался.
Эту победу омрачила сдержанность принцев. Герцог Бурбонский Карл подговорил «живодеров», грабивших Лотарингию, не принимать предложений Ришмона, то есть предложений короля. Поэтому рутьеры двинулись в Бургундию и Центр, предавая деревни огню и мечу. Однако Бурбон не отправился в Мо воевать с англичанами. Пока коннетабль осаждал рынок, в Орлеане на тайном сборище встретились Карл де Бурбон, маршал де Лафайет, Дюнуа и некоторые другие.
Сентрай и Брезе уже заняли Лувье, а потом Конш. Тем временем англичане взяли Лильбонн и снова захватили Арфлёр, хотя город героически защищал Жан д'Эстутвиль и в подкрепление была послана армия во главе с графом д'Э и графом Дюнуа. Крепость Сен-Жермен-ан-Ле, взятая летом 1439 г. англичанами, в декабре 1440 г. была отбита французами. Казалось, все это никогда не кончится.
Ситуация резко изменилась в 1441 г., когда Карл VII смог наконец деблокировать Париж. Большим облегчением для столицы в плане ее снабжения было уже взятие Мо. В мае 1441 г. захватили Крей. В июне за ним последовал Бомон-ле-Роже. Наконец, 19 сентября после трех месяцев осады пал Понтуаз. Король стал хозяином Иль-де-Франса.
Глава XVIII
Время живодеров
Едва начавшись, освобождение страны прервалось: принцы — и не самые незначительные — возобновили свои интриги. В самом деле, к тем, кто недавно подстрекал дофина Людовика к мятежу, добавилось двое недовольных, обладавших большим влиянием: одним из них был герцог Бургундский, другим — герцог Орлеанский.
Карл Орлеанский за время пленения сложил немало стихов, но несколько озлобился из-за своей личной участи. Взятый в плен при Азенкуре в возрасте двадцати одного года, он потратил двадцать пять лет на то, чтобы собрать деньги себе на выкуп, а Карл VII проявил весьма мало рвения, чтобы в таких обстоятельствах помочь кузену, который во многих отношениях был и первым его союзником на политической шахматной доске. Разве герцог Карл не приходился сыном тому человеку, в котором все арманьяки видели первую жертву бургундской партии? Разве не был он зятем Бернара д'Арманьяка, главы антибургундского сопротивления? Карл боялся, что проведет в тюрьме всю жизнь. А в конечном счете оставшиеся суммы выплатил авансом герцог Бургундский после переговоров, проведенных герцогиней Бургундской. Карл Орлеанский стал объектом ловкой манипуляции, и его настроили так, что он называл себя «совершенным бургундцем в душе». Филипп Добрый устроил в честь него празднество, пригласил занять место в кругу рыцарей Золотого Руна.
Утонченный поэт любви был по-настоящему обозлен, чувствовал себя обманутым и униженным. Вернувшись во Францию осенью 1440 г., он поспешил улыбнуться новому другу, заняв тем самым вызывающую позицию по отношению к своему кузену Карлу VII. В частности, герцог Карл женился на племяннице герцога Бургундского, Марии Клевской, юной четырнадцатилетней принцессе, которая уже сама начала заигрывать с музой.
А ведь Филипп Добрый строго судил короля Франции. Распущенные банды — живодеры — разоряли его деревни, и эта нескончаемая война не позволяла надеяться ни на общественный порядок, ни на экономическую активность. Герцог Филипп заключил в Аррасе мир с Карлом VII, но это было сделано, чтобы ускорить заключение общего мира. Конечно, он испытал из-за этого трудности — достаточно упомянуть его ссору 1435 г. с англичанами. Но он мог надеяться, что Карл VII, не опасаясь помех со стороны Бургундии, быстро завершит свое дело. Кстати, и сами бургундцы активно помогали французам в войне: разве Вилье де л'Иль-Адам не вступил в Париж? В благодарность же Карл VII неизменно поддерживал самых строптивых подданных герцога, в частности, льежцев. Он еще не был в достаточной мере победителем, а его уже упрекали, что ради своего робкого возвышения он возвращается к старой политике французских королей, всегда готовых вмешаться во внутренние дела своих магнатов.
Короче говоря, герцог Бургундский подумывал, что, может быть, ради пользы его государств стоит сменить союзника. Во всяком случае, следовало пересмотреть позицию Бургундии по отношению к Карлу VII. С момента возвращения во Францию Карл Орлеанский поддерживал это мнение. Бурбон и Алансон уже были готовы. Намерения герцога Бретонского зондировались. Карл Орлеанский поехал повидать его в Нант; там он встретил Иоанна Алансонского. Принцы сделали вид, что хотят выступить арбитрами в конфликте между Карлом VII и Генрихом VI. Все открыто вступили в переговоры с Англией. Наконец, в январе 1442 г. все собрались в Невере на большое совещание французских баронов. Даже доблестный командир нормандской армии, граф д'Э, был участником коалиции.
Карл VII уже был осведомлен о происходящем: ему передали письмо от гербового короля Подвязки канцлеру Англии — письмо, перехват которого стал большой удачей для французов. Его отдали перевести капитану шотландской гвардии Чемберу, знавшему английский так же хорошо, как и французский. Письмо подробно сообщало о передвижениях гонцов от принцев. Политические чувства участников коалиции подверглись пристальному анализу. Измена герцога Алансонского говорила сама за себя: бывший соратник Жанны д'Арк сообщал английскому капитану Аржантана, что город, где командует последний, собираются неожиданно для него сдать. Короче говоря, письмо гербового короля было орудием Провидения, попавшим в руки короля Франции.
Советники Карла VII полагали, что король не должен открыто реагировать на этот вызов. Пусть вместо того, чтобы выносить приговор членам лиги, он разыграет их. Дюнуа со всем чистосердечием заранее известил их, что король не возражает против их собрания. Герцог Орлеанский притворно попросил разрешения поехать в Невер; он не удивился, что ему запросто разрешили принять участие в заговоре. Бурбон не заметил подвоха, даже получив два приглашения — одно от Карла Орлеанского, другое от короля. Единственным, кто удивился такому приглашению, был герцог Бретонский: у Иоанна V все еще оставалось чувство, что он борется с королем, и он посчитал, будто имеет дело с ошибкой.