Столетняя война
Шрифт:
Слева от шотландцев высились стены и башни Дарема, заполненные собравшимися посмотреть сражение людьми, а впереди стояла маленькая английская армия, командирам которой не хватило здравого смысла увести ее на юг, к Йорку. Вместо этого они решили драться, причем в ситуации, когда шотландцы превосходили их численно и занимали более выгодную позицию.
— Если вы ненавидите англичан, — крикнул сэр Уильям Дуглас своим людям с правого фланга, — пусть они вас услышат!
Шотландцы гневно взревели, копья и мечи ударили о щиты, а в центре позиции,
— Если вы ненавидите англичан, дайте им знать это! — крикнул граф Марч с левого, ближнего к городу фланга шотландской армии. — Пусть все знают, как сильны вы сами и ваша ненависть!
Бойцы взревели еще громче, забили копьями о щиты еще сильнее. Казалось, что вал ненависти сам по себе сметет трехтысячное английское войско, которому хватило глупости выйти на бой с троекратно превосходящим его врагом.
— Мы их всех порежем, как стебли ячменя, — заверил какой-то священник, — мы оросим поля их зловонной кровью и наполним ад их английскими душами.
— Английские женщины будут нашими! — заявил сэр Уильям своим людям. — Сегодня ночью вы сможете позабавиться с их женами и дочерьми.
Он ухмыльнулся своему племяннику.
— Ты, Робби, сможешь выбрать себе лучших женщин Дарема.
— А к Рождеству — и Лондона, дядя, — весело откликнулся молодой Дуглас.
— Ага, и их тоже, — пообещал сэр Уильям.
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — возгласил старший капеллан короля, — отправьте их всех в ад! Всех до единого, прямиком в ад! И ведайте: каждый убитый вами англичанин сократит ваш срок пребывания в чистилище на тысячу недель!
— Если вы ненавидите англичан, — призвал лорд Роберт Стюарт, — пусть они это слышат!
Гул ненависти шотландцев был подобен грому. Он наполнил глубокую долину Уира, эхом отдаваясь от утеса, на котором стоял Дарем, и разносился повсюду, возвещая всему северному краю о приходе исконного врага.
А Давид, король Шотландии, радовался тому, что привел своих людей сюда, где пал крест с драконами, где дымились сгоревшие дома и где англичане ждали неминуемой гибели. Он радовался, ибо верил, что этот день принесет славу знамени святого Андрея, великому дому Брюсов и всей Шотландии.
* * *
Томас, отец Хобб и Элеонора проследовали за приором и его монахами, продолжавшими распевать свои гимны, хотя уже и не так стройно, ибо они порядком запыхались. Покров святого Кутберта, колыхавшийся над их головами, привлек женщин и детей, которые, не захотев остаться в глубоком тылу, где они не могли видеть своих мужчин, тоже тянулись вверх по склону с запасными связками стрел. Томас хотел пойти побыстрее, обогнать монахов и разыскать
— Ты можешь прибавить шагу? — проворчал он по-французски.
— Могу, конечно. Так же, как ты можешь обойтись без этой битвы.
Отец Хобб, который вел лошадь, даже не разумея ни слова, по тону понял, о чем речь. Он вздохнул, за что Элеонора наградила священника сердитым взглядом.
— Тебе нет надобности лезть в эту драку, — продолжила она.
— Я лучник, — упрямо сказал Томас, — а там, наверху, враг.
— Твой король послал тебя искать Грааль! — не унималась девушка. — И ты должен его найти, а не сложить здесь голову, бросив меня одну. Меня и ребенка! Что мы будем делать одни здесь, в Англии?
— Я вовсе не собираюсь сегодня погибать, — язвительно заявил Томас.
— А ты что, сам выбираешь час своей смерти? — еще более язвительно откликнулась Элеонора. — Он тебе известен? Ну не иначе тебе сам Господь Бог сообщил!
Томаса эта неожиданная вспышка застала врасплох, ибо Элеонора была сильной девушкой, не склонной к капризам и перепадам настроения. Однако сейчас она была расстроена до слез.
— Эти люди, — сказал Томас, — Пугало и Попрошайка, они и пальцем тебя не тронут. Я буду рядом.
— Да не в них дело! — простонала его подруга. — Прошлой ночью мне приснился сон.
Томас положил ей на плечи могучие, налившиеся силой от постоянного натягивания тугой тетивы руки.
— Прошлой ночью мне тоже приснился Грааль, — сказал он, хотя это была и не совсем правда. Юноше не приснился Грааль, скорее, он проснулся от видения, которое оказалось обманом, но нельзя же было признаться в этом Элеоноре. — Он был прекрасен и светился, как чаша, наполненная золотым огнем.
— А в моем сне, — промолвила Элеонора, подняв на него взгляд, — ты был покойником. Черным, раздувшимся мертвецом.
— Что она говорит? — спросил отец Хобб.
— Ей приснился плохой сон, — сказал Томас по-английски, — кошмарный сон.
— Ночные кошмары нам посылает дьявол, — заявил священник. — Это хорошо известно. Скажи ей.
Томас перевел это Элеоноре, а потом погладил выбившуюся на лбу прядь золотистых волос и засунул ее под вязаную шапочку. Он любил это лицо — искреннее, серьезное, малость похожее на кошачью мордочку, но с большими глазами и выразительным ртом.
— Это был просто кошмар, — заверил Томас девушку, — un cauchemar.
— Пугало, — сказала Элеонора с дрожью, — Пугало был в этом cauchemar.
Томас покрепче обнял подругу и пообещал:
— Он и близко к тебе не подойдет.
До его слуха доносилась какая-то странная отдаленная декламация, но эти звуки мало походили на торжественные молитвы монахов. То было глумливое, настойчивое бормотание, тяжкое, как барабанный бой, и такое же ритмичное.
Слов не разобрать, но в этом и не было надобности.
— Враги ждут нас, — сказал Томас Элеоноре.