Столетняя война

Корнуэлл Бернард

— Вы не сможете продать английские души, — мягко указал Бела.

— Разве что дьяволу, — ответила Жанетта и перекрестилась. — Но мне не нужно испанское вино, Бела. Мы получаем оброк.

— Оброк! — насмешливо воскликнул он.

Это был высокий худой мужчина с редеющими волосами, очень неглупый. Долгое время Бела верой и правдой служил отцу Жанетты, и его обидело, что купец ничего не оставил ему в завещании. Все перешло Жанетте, не считая незначительной суммы, переданной монахам в Понтрё, чтобы они отслужили мессу по душе умершего. И Бела затаил

обиду.

— Из Плабеннека ничего не приходит, — говорил он Жанетте. — Там англичане. И как долго, вы думаете, будет поступать оброк с ферм вашего отца? Англичане скоро захватят и их.

Английское войско заняло не имеющий стен Трегье — городок всего в часе ходьбы на север, и там они снесли колокольню собора, так как с нее порой стреляли арбалетчики. Бела надеялся, что англичане скоро отступят, ведь стояла глубокая зима и их запасы должны были иссякнуть. Но он опасался, что до ухода иностранные войска успеют разорить окрестности Ла-Рош-Дерьена. А если так, фермы Жанетты потеряют всякую ценность.

— Сколько оброка вы получите с сожженного поместья? — спрашивал он.

— Мне наплевать! — огрызалась она. — Если придется, я все продам, все!

Кроме доспехов и оружия мужа. Эта драгоценность должна была перейти когда-нибудь к ее сыну.

Бела только вздыхал от ее глупости. Он закутался в черный плащ и склонился к еле теплившемуся огоньку в камине. С моря дул холодный ветер, и дымоход дымил.

— Позволите дать вам совет, мадам? Прежде всего о делах. — Бела замолчал и вытер нос длинным рукавом. — Это неприятно, но я могу подыскать вам надежного человека, чтобы управлять поместьями, как делал ваш отец. Я составил бы договор, согласно которому он выплачивал бы вам с доходов изрядную сумму. А кроме того, мадам, вам нужно подумать о повторном браке.

Он помолчал, ожидая протеста, но Жанетта ничего не сказала.

Бела вздохнул. Она так прелестна! Дюжина горожан женились бы на ней, но брак с аристократом вскружил ей голову. Теперь она согласится только на мужа с титулом.

— Вы вдова, мадам, — осторожно продолжил стряпчий, — владеющая в настоящий момент значительным состоянием. Но я видывал, как такие состояния тают, подобно снегу в апреле. Найдите человека, который позаботится о вас, вашей собственности и о вашем сыне.

Жанетта повернула голову и посмотрела на него.

— Моим мужем был лучший человек в христианском мире, — проговорила она, — и где же, по-вашему, я найду другого такого?

Людей вроде графа Арморика, подумал стряпчий, полно повсюду, в этом-то и беда, поскольку кто же еще, кроме таких болванов в доспехах, считает войну развлечением вроде турнира? А Жанетте следует выйти за расчетливого купца, возможно вдовца с состоянием. Но Бела подозревал, что такой совет пропадет даром.

— Помните старую поговорку, моя госпожа? — проговорил он лукаво. — Поставь кошку стеречь стадо, и волки будут сыты.

При этих словах Жанетта затряслась от злобы.

— Вы переходите границы, месье Бела, — ледяным голосом проговорила она и отпустила его.

А на следующий день к Ла-Рош-Дерьену подошли англичане. Жанетта, взяв из кладовки, где хранила свои сокровища, арбалет умершего мужа, присоединилась к защитникам на стене. К черту советы стряпчего! Она будет сражаться, как мужчина, и презиравший ее герцог Карл научится восхищаться ею, он поддержит ее и вернет имения умершего мужа ее сыну.

Вот так Жанетта стала Черной Пташкой, и англичане гибли под стенами, и совет стряпчего Бела был забыт, и теперь, считала Жанетта, защитники города так потрепали англичан, что осада скоро будет снята. Все будет хорошо. С этой надеждой Черная Пташка впервые за неделю крепко уснула.

* * *

 Томас сидел на берегу реки. Он проломился сквозь ольшаник к реке и здесь стянул сапоги. Лучше идти босиком, решил он, чтобы сапоги не увязли в грязи. Наступал холод, мороз, но Томас не мог вспомнить более счастливого времени. Ему нравилась такая жизнь. Воспоминания о Хуктоне, Оксфорде и отце почти стерлись.

— Снимите сапоги, — велел он сопровождавшим его двадцати стрелкам, — и повесьте мешки со стрелами на шею.

— Это еще зачем? — вызывающе спросили из темноты.

— Чтобы удавиться! — рявкнул Томас.

— Чтобы стрелы не намокли, — услужливо объяснил кто-то.

Томас повесил свой мешок на шею. Стрелки, в отличие от охотников, не носили колчанов. Колчаны сверху были открыты, и стрелы могли вывалиться, когда лучник бежал, спотыкался или перелезал через забор. В колчане стрелы намокали во время дождя, а с мокрым оперением летели криво. Поэтому настоящие стрелки пользовались вощеными холщовыми мешками, которые не промокали. Такие мешки затягивались шнурком. В них вставляли лозу, расправлявшую холст, чтобы не помять оперение.

Уилл Скит подошел к краю берега, где дюжина солдат настилала плетень. Он поежился от дувшего с реки холодного ветра. Небо на востоке еще оставалось темным, но от сторожевых огней в Ла-Рош-Дерьене падал какой-то свет.

— У них там тихо и спокойно, — сказал Скит, кивнув головой в сторону города.

— Помолимся, чтобы они спали, — ответил Томас.

— К тому же на кровати. Я уже забыл, что такое кровать, — проговорил Скит и отодвинулся, пропуская еще кого-то к воде.

Томас удивился, увидев сэра Саймона Джекилла, который так пренебрежительно держался с ним в шатре графа.

— Сэр Саймон хочет поговорить с тобой, — проговорил Скит, едва скрывая презрение.

Рыцарь сморщил нос от вони, издаваемой речной грязью. Большую часть ее, видимо, составляли городские нечистоты, и он радовался, что ему не нужно шлепать босиком по этой жиже.

— Ты уверен, что пройдешь через частокол? — спросил сэр Саймон Томаса.

— Иначе бы и не пошел, — ответил тот, не утруждая себя почтительностью.

Его тон возмутил рыцаря, но он сдержался.

— Граф, — сухо проговорил сэр Саймон, — оказал мне честь возглавить атаку на стену.