Столетняя война
Шрифт:
— Я хочу помолиться тамошним мощам, — объяснила графиня.
— Не могу удерживать вас.
Сэр Саймон подумал, не пригласить ли ее в комнату, но этим утром у него не было настроения для любовных игр. Свою неудачу в деле с задницей Томаса из Хуктона он залил вином, и теперь в животе бурлило, в горле пересохло, а голова гудела, как литавры.
— Какой святой получит удовольствие слышать ваш голос? — спросил он.
— Там находятся мощи святого Ива, защитника больных. Моего сына лихорадит.
— Бедный мальчик, — проговорил сэр Саймон с притворным
— Я возьму слуг.
— Вам будет спокойнее с солдатами. Повсюду бандиты.
— Я не боюсь своих соотечественников, сэр Саймон.
— А надо бы, — ехидно заметил рыцарь. — Сколько слуг?
— Двое.
Сэр Саймон велел писцу вписать в пропуск двух сопровождающих и снова взглянул на Жанетту.
— Вам действительно было бы безопаснее с эскортом солдат.
— Бог меня сбережет, — ответила она.
Сэр Саймон наблюдал, как посыпают песком чернила на пропуске и капают на пергамент горячий воск. Потом он сам приложил печать к воску и протянул документ Жанетте.
— Может быть, мне отправиться с вами, мадам?
— Тогда я лучше вообще не поеду, — ответила она, отказываясь взять пропуск.
— Что ж, в таком случае я перекладываю свои обязанности на Господа.
Жанетта взяла пропуск, заставила себя поблагодарить рыцаря и ушла. Графиня ожидала, что сэр Саймон последует за ней, однако он позволил ей спокойно удалиться. Она чувствовала себя подлой, но и торжествовала. Теперь приманка была в ловушке, и мышеловка была готова захлопнуться.
Жанетта направилась не прямо домой, а свернула в дом стряпчего Бела. Он еще завтракал кровяной колбасой с хлебом. Запах колбасы усилил чувство голода, но Жанетта отказалась от предложенной тарелки, ведь она была графиней, а он — простым стряпчим. Негоже аристократам делить трапезу с чернью.
Бела запахнул плащ, извинившись за холод в комнате, и спросил, не решилась ли она наконец продать свой дом.
— Это было бы разумно, мадам. Вы многим задолжали.
— Я дам вам знать о моем решении, — ответила графиня, — но сейчас я пришла по другому делу.
Бела открыл ставни на окнах.
— Дело стоит денег, мадам, а ваши долги, извините, растут.
— Дело касается герцога Карла, — сказала Жанетта. — Вы все еще посылаете письма его управляющим?
— Время от времени, — осторожно ответил Бела.
— Как вы с ними связываетесь?
Этот вопрос вызвал у стряпчего подозрение, но все-таки он ответил:
— Сообщения поступают на корабле в Пемполь, а потом по суше в Гингам.
— Сколько времени это занимает?
— Дня два-три. Это зависит от того, орудуют ли англичане между Пемполем и Гингамом.
— Тогда напишите герцогу и сообщите от меня, что в конце этой недели англичане нападут на Ланьон. Они делают лестницы, чтобы взбираться на стены.
Жанетта решила послать донесение через Бела, поскольку ее собственными курьерами были рыбаки, приезжавшие только по четвергам продать свой улов в Ла-Рош-Дерьене. Они бы доставили сообщение слишком поздно. А курьеры Бела могли добраться до Гингама вовремя и сорвать планы англичан.
Бела стряхнул с редкой бороденки хлебные крошки.
— Вы уверены, мадам?
— Конечно!
Она рассказала про Жака и лестницы, а также про неосторожного английского надсмотрщика и про то, как сэр Саймон убеждал ее подождать с поездкой в окрестности Ланьона к Луаннекским мощам.
— Герцог будет благодарен, — сказал Бела, провожая графиню до двери.
Он послал донесение в тот же день, хотя и не сообщил, что оно исходит от графини. Он попросту присвоил заслугу себе. Стряпчий отдал письмо шкиперу, который отплывал в тот же день, и на следующее утро из Пемполя уже скакал на юг всадник. В разоренных краях между портом и столицей герцога эллекин не хозяйничал, и донесение дошло благополучно. И теперь в Гингаме, где находился штаб герцога Карла, кузнецы осматривали конские подковы, арбалетчики смазывали оружие, оруженосцы начищали до блеска кольчуги и точили мечи.
Казалось, английский налет на Ланьон был обречен.
Неожиданное соглашение Жанетты с Томасом приглушило враждебность в ее доме. Люди Скита стали мочиться в реку, а не во дворе, а Жанетта позволила им заходить на кухню, что оказалось кстати, поскольку они приносили с собой провизию. Прислуга стала питаться лучше, чем когда-либо после падения города, хотя графиня так и не смогла заставить себя попробовать заплесневевшую копченую селедку. А самым приятным оказался прием, оказанный двум назойливым торговцам, которые пришли требовать возврата долгов: стрелки дали волю кулакам, и оба кредитора убрались восвояси без шапок, хромая, в крови и ничего не получив.
— Я заплачу им, как только смогу, — сказала Жанетта Томасу.
— Сэр Саймон, вероятно, носит деньги с собой, — ответил тот.
— Вот как?
— Только болван прячет деньги там, где их может найти прислуга, — сказал Томас.
Через четыре дня после случая в кузнице лицо его все еще было распухшим, а губы — черными от запекшейся крови. Ребро болело, и все тело покрывали синяки, но он убедил Скита, что чувствует себя достаточно хороню, чтобы штурмовать Ланьон. Выступление было назначено на вторую половину дня, а в полдень Жанетта увидела Томаса в церкви Святого Ренана.
— Почему ты молишься? — спросила она.
— Я всегда так делаю перед боем.
— Сегодня будет бой? Я думала, вы до завтра никуда не поедете.
— Люблю, когда хорошо хранят секреты! — весело отозвался Томас. — Мы выходим на день раньше. Все готово, зачем ждать?
— И куда вы идете? — спросила Жанетта, хотя прекрасно знала ответ.
— Куда поведут.
Жанетта вознесла молчаливую молитву, чтобы ее донесение достигло герцога Карла.
— Будь осторожен, — сказала она Томасу, не потому, что заботилась о нем, просто он был ее орудием мести сэру Саймону Джекиллу. — Может быть, сэра Саймона убьют?