Столетняя война

Корнуэлл Бернард

Куры рылись в пыли, коза на привязи уставилась на лошадей, а кошка не обратила на прибывших никакого внимания.

То, что когда-то было прекрасной небольшой крепостью, охраняющей дорогу в горы, теперь превратилось в ферму, хотя священник отметил, что башня все еще в хорошем состоянии, и маленькая деревушка в долине у подножия старой крепости выглядит достаточно процветающей.

Из крытой соломой хижины выбежал человек и низко поклонился всадникам. Он кланялся не потому, что узнал их, а потому что к людям с мечами нужно было относиться с уважением.

– Милорды?
– спросил человек с беспокойством.

– Позаботься о лошадях, - потребовал священник.

– Сначала выведи их, - добавил один из мужчин в кольчуге, - выведи, вычисти и не давай слишком много корма.

– Да, господин, - сказал человек, вновь кланяясь.

– Это Мутуме?
– спросил священник, спешившись.

– Да, отец.

– И ты служишь сиру Мутуме?
– поинтересовался священник.

– Графу Мутуме, да, милорд.

– Он жив?

– Хвала Господу, отец, он жив.

– И правда, хвала Господу, - небрежно заметил священник, а потом зашагал к двери в башню, находящейся в конце короткой каменной лестницы.

Он пригласил двоих мужчин в кольчугах следовать за ним и приказал остальным ждать во дворе, потом распахнул дверь и вошел в широкую круглую комнату, которая использовалась для хранения дров.

С балок свисали окорока и пучки трав. Лестница поднималась вдоль одной из стен, и священник, не побеспокоившись о том, чтобы объявить о своем присутствии, и не дожидаясь, пока служитель поприветствует его, стал подниматься по лестнице на верхний этаж, где к стене был пристроен камин.

Там горел огонь, и в комнате было полно дыма, которому холодный ветер не давал выйти через дымоход.

Старые деревянные доски пола покрывал обветшалый ковер, там стояли два деревянных сундука с горящими на них свечами, потому что, хотя за окном и был день, оба окна были завешаны одеялами от сквозняка.

Там стоял еще и стол с двумя книгами на нем, несколькими пергаментами, чернильницей, пучком перьев и ножом, а также старая ржавая нагрудная часть кирасы, служившая чашей для трех сморщенных яблок.

У стола находилось кресло, а граф Мутуме, лорд этой одинокой башни, лежал в постели рядом с тлеющим очагом.

Седовласый священник сидел рядом с ним, а две пожилых женщины стояли на коленях у постели.

– Уйдите, - приказал всем троим вновь прибывший священник.. Двое мужчин в кольчугах поднялись за ним по лестнице и, казалось, их присутствие наполнило комнату чем-то зловещим.

– Кто вы?
– нервно спросил седой священник.

– Я велел уйти, так уходите.

– Он умирает!

– Вон!

Старый священник, носивший рясу с наплечником, прекратил церемонию и последовал за женщинами вниз по лестнице.

Умирающий посмотрел на прибывших, но ничего не сказал. Его волосы были длинные и абсолютно белые, борода не стрижена, а глаза запали.

Он увидел, как священник поместил сокола на стол, и птица царапала его своими когтями.

– Это каладрий [44] , - объяснил священник.

– Каладрий?
– спросил граф очень тихо. Он уставился на птицу с синевато-серым оперением и белыми полосками на груди.
– Слишком поздно для каладрия.

44

Каладрий - в средневековой европейской мифологии фантастическая вещая птица с зелеными глазами. Согласно легенде, своим взглядом птица притягивает болезнь и излечивает человека, после чего взлетает к солнцу и "сжигает болезнь", очищаясь сама. Если же болезнь неизлечима, она отворачивается, и человек понимает, что умрет.

– Ты должен иметь веру, - сказал священник.

– Я прожил больше восьмидесяти лет, - сказал граф, и у меня больше веры, чем времени.

– Для этого у тебя достаточно времени, - мрачно сказал священник. Двое мужчин в кольчугах стояли рядом с лестницей и молчали.

Сокол заклекотал, но священник щелкнул пальцами, и птица под клобуком снова застыла и притихла.

– Ты уже причастился?
– спросил священник.

– Отец Жак как раз этим занимался, - ответил умирающий.

– Я это сделаю, - сказал священник.

– Кто ты?

– Я приехал из Авиньона.

– От Папы?

– От кого же еще?
– удивился священник. Он прошелся по комнате, осматривая ее, а старик рассматривал его. Он видел высокого человека с грубыми чертами лица в сутане тонкой работы.

Когда посетитель поднял руку, чтобы дотронуться до распятия, висящего на стене, его рукав задрался и обнажил красный шелк.

Старик знал таких священников, твердых и честолюбивых, богатых и умных, тех, кто не проповедовал бедным, а взбирался по лестнице церковной иерархии в компании богатых и привилегированных.

Священник повернулся и посмотрел на старика твердым взглядом своих зеленых глаз.

– Скажи мне, где Злоба?

Старик колебался на секунду дольше, чем следовало.

– Злоба?

– Скажи мне, где она, - потребовал священник и, когда старик не ответил, добавил, - я пришел от Святого Отца. Я приказываю тебе ответить.

– Я не знаю ответа, - прошептал старик, - как же я могу тебе сказать?

В очаге раздался треск бревна, посыпались искры.

– Черные монахи, - сказал священник, - распространяли ересь.

– Бог простит, - произнес старик.

– Ты слышал их?

Граф покачал головой.

– Я мало что слышал в последнее время, отец.

Священник потянулся к мешочку, висевшему у него на поясе и вынул оттуда клочок пергамента.

– Семь темных рыцарей владели им, - прочитал он вслух, - и они были прокляты. Тот, кто должен править нами, найдет его, и он будет благословен.

– Это ересь?
– спросил граф.

– Это стихи, которые черные монахи рассказывали по всей Франции. По всей Европе! Только один человек должен править нами, и это Святой Отец.