Столетняя война
Шрифт:
— Не давать выродкам опомниться! Убивать! — крикнул сэр Джон, прыгая на вязанки дров, заполнившие канаву.
Крики раздавались отовсюду. Первые нападающие уже перебирались через корявые вязанки под дождем из арбалетных стрел, с высокого вала на смельчаков летели камни и доски. С городской стены выстрелили еще две пушки. Ядра упали далеко позади англичан, никого не задело. В Гарфлёре пели сигнальные трубы, с вала сыпались арбалетные стрелы. Англичанам, подступившим к барбакану, уже не грозили снаряды из городских орудий, зато на виду у гарнизона оказывались те, кто пытался влезть на бастион с флангов.
Выпустив все стрелы в сгрудившихся наверху защитников барбакана, Хук поискал глазами пажа — тщетно.
— Хоррокс! — окликнул он самого
Наклонившись к незнакомому лучнику, истекавшему кровью, Ник вытащил из его сумки пучок стрел и одну сразу наставил на цевье, прижав большим пальцем. Английские знамена колыхались у подножия барбакана, латники теснились у стен, пытаясь взобраться наверх между смоляными факелами, зажженными для того, чтобы дым затруднял французам обзор. Влезть на стену было все равно что вскарабкаться по осыпающемуся отвесному утесу, испускающему дым и пламя. С бастиона неслись воинственные кличи, вниз по стене летели камни. Хук успел заметить, как полетел наземь какой-то латник, которому камнем пробили шлем. Где-то в гуще схватки был и король — в дыму ярко выделялось королевское знамя. И Хук подумал, не Генрих ли летел сейчас вниз с проломленным шлемом. Что будет, если король погибнет? Впрочем, Хуку хватало и того, что Генрих сражается вместе с воинами: английский король не боится битв — не то что полубезумный монарх, вообразивший себя стеклянным и обматывающий тело подвязками из боязни разбиться.
Знамя сэра Джона теперь развевалось справа, там же плескался по ветру флаг сэра Уильяма Портера с изображением трех колоколов. Кликнув своих, Хук побежал к рву, прыгнул и приземлился на труп латника, которому арбалетная стрела прошила кольчугу у шеи; меч и шлем с тела уже кто-то снял. Перескочив через шатающиеся вязанки, Хук рывком выбрался на другую сторону рва, затянутого густым дымом, выпустил три стрелы и наложил на цевье последнюю. Разгорающееся на бревнах бастиона пламя, предназначенное загораживать обзор защитникам, теперь мешало самим нападающим. Над головой свистели стрелы. Значит, пажи все-таки нашли запасные мешки и добрались с ними до лучников, но Хук слишком настроился на атаку, чтобы возвращаться. Он перебежал вправо, лавируя между телами и не замечая сыплющихся арбалетных стрел, и наткнулся взглядом на сэра Джона, который опасно балансировал на торце скрепленных скобами бревен, откуда пытался разглядеть засевших выше французов. Кто-то из них, высунувшись из-за ограды, высоко занес камень, чтобы обрушить его на голову командующего, и Хук, замерев на миг, натянул тетиву и пустил стрелу прямо под мышку французу — тот медленно развернулся и рухнул внутрь ограды.
Порыв восточного ветра отбросил клубы дыма от правого фланга барбакана, открыв Хуку разлом — выемку в полуразрушенной башне, обращенной к морю. Вскинув на плечо лук, он схватил алебарду и с криком побежал вперед, а потом подпрыгнул и стал взбираться по стене барбакана, нащупывая ногой редкие уступы на крутой каменистой осыпи. Теперь, когда он оказался на правом краю разбитого форта, ему открылась южная стена Гарфлёра, окружавшая гавань. Французы на стенах тоже его заметили, в него полетели арбалетные стрелы, однако Хук успел нырнуть в разлом. Прикрытая обрушенными бревнами щель над каменным выступом оказалась тесной, не больше логова дикой собаки, Хуку едва хватало места повернуться. И что теперь? — мелькнуло в мозгу. Отовсюду неслись крики. Хуку показалось, что французы кричат громче — видимо, от уверенности в близкой победе. Высунувшись наружу, чтобы разглядеть сэра Джона, Ник вдруг оказался как в тумане: налетевший ветер заволок его убежище клубами густого дыма.
И все же Хук успел увидеть справа, ближе к передней части барбакана, три огромных бревна, скрепленных железными обручами. По обручам можно было взобраться наверх, как по лестнице, особенно под прикрытием дыма… Прыгнув на бревна, Хук повис на левой руке и нащупал подошвами ближайший обруч, потом выставил вверх алебарду, зацепился за верхний обруч — и подтянулся наверх.
— Хук! — взревело внизу. — Хук, чтоб тебя! Вытяни меня наверх!
У подножия бревен стоял сэр Джон Корнуолл. Хук опустил алебарду, дал сэру Джону уцепиться за головку и вытащил его на бревна.
— Вздумал метить выше меня? — громыхнул сэр Джон. — Что ты тут делаешь, прах тебя побери! Твое дело — стрелять из лука!
— Хотел взглянуть на развалины с той стороны.
По бревнам уже ползло пламя, подбираясь к ногам командующего.
— Хотел взглянуть… — начал было тот и расхохотался. — Тут недолго и поджариться, тащи меня выше.
Хук вытянул его алебардой, в этот раз на самый верх, и теперь они сидели, как две мошки на разбитом горящем столбе. Французы их по-прежнему не видели, хотя от врага их отделял лишь парапет.
— Гос-споди ты боже мой и святые угодники, — выдохнул сэр Джон и снял с плеча алебарду. — Умрешь со мной, Хук?
— Похоже на то, сэр Джон.
— Молодец. Подтолкни меня наверх, вылезай сам — и пошли умирать красиво.
Хук, ухватив его сзади за пояс, дождался кивка и вытолкнул командующего наверх. Тот взлетел на парапет, перевалился через стену и разразился боевым кличем:
— Гарри и святой Георгий!
Во имя Гарри, святого Георгия и святого Криспиниана Хук рванул за ним вслед.
Глава восьмая
— Ты здесь не умрешь, — сказал святой Криспиниан.
Хук еле расслышал его голос за собственным криком — боевой клич он орал то ли от ужаса, то ли от ликования.
Хук с сэром Джоном уже добрались до остатков площадки на самом верху барбакана. После английских снарядов, разметавших земляную насыпь и каменную кладку, здесь остались одни бугры и рытвины. Задняя стена, обращенная к Лёрским воротам, сохранилась лучше и теперь прикрывала вершину от глаз гарфлёрских защитников, сгрудившихся на стенах. На площадку, где среди камней, земляных бугров и горящих бревен теснились латники и арбалетчики, Хук и сэр Джон выскочили с левого фланга, и сэр Джон обрушился на врагов, как карающий ангел.
Со стремительностью, принесшей ему славу самого грозного бойца на европейских турнирах, он отвешивал по два удара там, где противник едва успевал замахнуться на один. Хук умудрялся это заметить лишь потому, что время для него вновь замедлилось. Продвигаясь ближе к правому плечу сэра Джона, он вдруг с облегчением осознал, что святой Криспиниан вновь заговорил. Его святой снова ему покровительствует!.. Хук бросился вперед с алебардой наперевес. Сэр Джон двулезвийным боевым топором уже раздавал короткие жесткие удары — смять наколенник латника, взрезать живот арбалетчику, свалить латника с уже сломанным коленом… Еще одному латнику, направившему было меч на сэра Джона, Хук алебардой прорубил бок вместе с краем кирасы, латник отлетел назад, сбивая с ног остальных. Хук мощными ударами во всю свою силу лучника старался отбросить противника и смять подступающих, в боевом запале он что-то вопил, сам того не замечая. Сэр Джон с радостным кличем, пользуясь замешательством врагов, только и делал, что рубил, ранил и убивал.
Хук дернул алебарду на себя — и обнаружил, что наконечник застрял в доспехе жертвы.
— Держи! — крикнул сэр Джон и перебросил ему топор.
Лишь много позже, уже после битвы, Хук поразился хладнокровию командующего: в разгар боя уследить за Хуком, увидеть затруднение, мгновенно его разрешить — и это когда враги теснят со всех сторон! В миг, когда Хук перехватил топор, сэр Джон выдернул меч — любимый, тяжелый и крепкий, прорубающий стальной доспех — и принялся теснить нападающих, сбивая их с ног, пока Хук крошил врагов топором. Первым же ударом Хук рассек чей-то шлем, выдернув забрало, которое косо повисло на одном гвозде.