Столетняя война
Шрифт:
— Прощаются твои грехи, — шепнул священник и Хуку.
Тот надеялся, что это правда. Про убийство Роберта Перрила он умолчал и, уже принимая причастие, засомневался, не выйдет ли ему боком такое жульничество. Он чуть было не выпалил признание, однако священник уже делал знак следующему, и Хуку пришлось отойти. Облатка прилипла к нёбу, он разразился внезапной молчаливой молитвой к святому Криспиниану. И вдруг подумал: а что, если и Гарфлёру покровительствует святой, который просит у Бога смерти англичанам?..
В траншее зашевелились. Сквозь плотные ряды лучников шел король в полных боевых доспехах, только без шлема, на налатнике
Король дружески кивал лучникам.
— Захватим барбакан — и город наверняка падет. Господь вам в помощь, — повторял он стрелкам, проходя вдоль траншеи в сопровождении оруженосца и двух латников. Приближаясь к Хуку, он продолжил: — Я буду с вами. Если Бог назначил мне править Францией — он нас защитит! Господь вам в помощь! Будьте со мной, друзья, в правой битве за наши владения!
— Натянуть тетиву! — приказал сэр Джон Холланд, когда король прошел. — Теперь ждать недолго.
Хук, упершись концом лука в правую стопу, согнул цевье и накинул тетиву на верхний наконечник.
— Стрелять горящими стрелами! — рявкнул Томас Эвелголд. — До конца не натягивайте, иначе сожжете руку! Цельтесь выше! И дождитесь, пока смола разгорится получше!
Небо делалось серым. Выглянув в щель между корзинами с землей, Хук различил побитый барбакан. Скрепленные железом брусья, когда-то составлявшие внушительную стену, расщепило и снесло пушечными ядрами, но гарнизон упорно менял сбитые бревна на новые, и теперь бастион походил на уродливый холм, ощетинившийся деревянными столбами. От былой сорокафутовой высоты осталась едва ли половина, и все же барбакан по-прежнему оставался серьезным препятствием: крутые стены, глубокий ров, верхняя площадка на полсотни арбалетчиков и латников. С развороченной стены свисали флаги с ликами святых и гербами, из-за бревен то и дело показывались головы в шлемах, на изуродованной снарядами верхушке солдаты ждали нападения.
— Начинать после залпа пушек! — напомнил лучникам сэр Джон Корнуолл. — Стрелять без перерыва! Если увидите, как кто-то гасит огонь, — убить выродка!
В ближайшей жаровне дрогнули угли, взметнулся язык пламени, посыпались искры. Рядом затих паж с хворостом в руках — его дело было бросить растопку на угли, чтобы вспыхнул огонь для зажигания смоляных стрел. Над береговыми топями в приливных бухтах, куда сбрасывали трупы, носились нормандские чайки, жиреющие на английских мертвецах. Пересохшим языком Хук по-прежнему чувствовал во рту так и не растворившуюся облатку.
— Теперь скоро, — сообщил сэр Уильям Портер, будто надеясь скрасить ожидание.
Послышался скрип. Обернувшись, Хук увидел слева рабочих, лебедкой поднимающих щит перед дулом ближайшей пушки. От глаз французов это тоже не укрылось, и в щит ударилась арбалетная стрела, сорвавшаяся с городского вала. Пушкарь оттащил от дула корзину с землей, пушка выстрелила.
От взрыва пороха загорелась смола, которой было облито каменное ядро. Снаряд, вылетевший из дымовой завесы, казался сгустком тусклого пламени. Прорезав небо, он ударил в бастион.
— Пора! — крикнул сэр Джон Холланд.
Паж бросил хворост на жаровню, взметнулось яркое пламя.
— Следите, чтоб стрелы друг друга не касались! —
Загрохотали остальные пушки, бревна на барбакане расщепило и вырвало из грунта, осыпалась часть земляной стены. Ник дождался, пока смоляной наконечник займется пламенем, и наложил стрелу на лук. Опасаясь, что огонь прожжет ясеневое древко, он быстро натянул тетиву, поморщился, когда пламя опалило левую руку, высоко вскинул лук и выстрелил. Стрела рванулась с тетивы, затрепетала в воздухе, разбрасывая искры, и тяжело упала, не долетев до цели. Другие стрелы, тоже летящие непривычно медленно и неуклюже, ударялись в побитые бревна бастиона, который едва виднелся за пушечным дымом.
— Продолжать стрельбу! — крикнул сэр Джон Холланд.
Вытащив из поясной сумки лоскут, которым он обычно вощил лук, Ник обмотал им левую руку, чтобы пламя не обжигало кожу. Вторая стрела пошла твердо и на излете воткнулась в деревянный брус ограждения. Пущенные англичанами пылающие стрелы, пронзая рассветные сумерки, сыпались на врага огненным дождем, барбакан пестрел мелкими очагами пламени. Заметив суету у наскоро сооруженного вала, Хук догадался, что защитники пытаются гасить огонь водой или землей, и выпустил по ним простую стрелу с широким наконечником. Когда в бастион вонзилась последняя горящая стрела, бревна уже занялись огнем, из сотни мест валил дым, в котором ярким пятном выделялось загоревшееся полотнище знамени. Еще три стрелы Ника полетели в сторону вала, как вдруг рядом в траншее запела труба, и лучники с вязанками дров протиснулись мимо Хука, взобрались на парапет и устремились к бастиону.
— За ними! — скомандовал сэр Джон Холланд. — Стрелы с собой!
Лучники и латники повалили прочь из траншеи. Теперь Хук мог стрелять через головы передних прямо в арбалетчиков, — немедленно сгрудившихся на бастионе у затянутого дымом парапета.
— Стрелы! — рявкнул он.
Подскочивший паж подал ему новый мешок. Всаживая стрелы во французов, казавшихся в густеющем дыму не более чем тенями, Ник услышал крики, доносящиеся от рва: лучников, заполняющих канаву вязанками, расстреливали французские арбалетчики.
— За Гарри и святого Георгия! — крикнул сэр Джон Корнуолл. — Знаменщик!
— Здесь! — откликнулся оруженосец, назначенный носить знамя сэра Джона.
— Вперед!
Латники с боевым кличем ринулись за командующим через разбитое и сожженное поле, вслед устремились лучники. Труба не смолкала, справа и слева двигались другие отряды. Стрелки, заполнившие канаву вязанками, теперь стреляли по валу, откуда по-прежнему неслись арбалетные стрелы. Кто-то из людей сэра Джона вдруг схватился за живот и, беззвучно согнувшись, рухнул на землю с раскрытым ртом. Латник, графский сын, в окровавленном шлеме с торчащей из-под забрала стрелой, пошатнулся и упал на колени, однако через миг, оттолкнув протянутую Ником руку, встал и вновь побежал вперед.
— Кричите громче, сукины вы дети! — взревел сэр Джон, и нападающие нестройно разразились кличем к святому Георгию. — Громче!
Пушка на городской стене выплюнула клуб вонючего дыма. Перелетевший через поле каменный снаряд ударил случайного латника в бедро. Тот завертелся на месте, накидка мгновенно окрасилась кровью, а пушечное ядро все летело дальше, разрывая по пути чьи-то тела и брызгая каплями крови, пока не упало за болотами. У кого-то треснул натянутый до отказа лук, стрелок выругался.