Столетняя война
Шрифт:
Услышав про Мордехая, отец Хобб перекрестился.
— Не следует слушать таких людей, — строго сказал священник. — Может быть, он и хороший лекарь, кто знает, но евреи всегда были врагами Христа. Если он принял чью-то сторону, то сторону дьявола.
— Он добрый человек, — настаивал Томас.
— Томас! Томас! — печально проговорил отец Хобб и нахмурился, а чуть погодя сказал: — Я слышал, что катарская ересь еще жива.
— Но она не может бросить вызов Франции и святой Церкви!
— Откуда ты знаешь? Она пересекла море, чтобы украсть у твоего отца копье, и ты сам рассказал, как она прошла через Францию, чтобы убить жену мессира Гийома. Дьявол творит свои дела во мраке, Томас.
— Есть еще кое-что, — сказал стрелок и рассказал священнику, что катары владеют Святым Граалем.
Свет от горящих хижин плясал на стенах и придавал стоящей на алтаре фигуре с венком из водорослей зловещий вид.
— Пожалуй, я не верю всему этому, — закончил Томас.
— Почему же?
— Потому что если это правда, то я не Томас из Хуктона, а Томас Вексий. И не англичанин, а наполовину француз. И не лучник, а благородный рыцарь.
— Хуже того, — с улыбкой проговорил отец Хобб. — Это означает, что на тебя возложена миссия.
— Это все россказни, — пренебрежительно сказал Томас. — Наложите на меня другую епитимью, святой отец. Я совершу для вас паломничество. Если хотите, на коленях дойду до Кентербери.
— Я от тебя ничего не хочу, Томас, но вот Бог хочет многого.
— Тогда скажите Богу, пусть выберет кого-нибудь другого.
— Я не привык давать советы Всевышнему, — ответил отец Хобб. — Я лишь слушаю Его. Ты думаешь, никакой священной чаши нет?
— Люди тысячу лет ее искали, и никто не нашел. Разве что та штуковина в Генуе — настоящая.
Отец Хобб прислонил затылок к стене, сплетенной из ивняка.
— Я слышал, — тихо проговорил он, — что настоящая чаша сделана из простой глины. Простая крестьянская миска, как та, которой дорожила моя мать, упокой Бог ее душу, поскольку она могла себе позволить лишь одну миску, а я, неуклюжий болван, взял однажды и разбил ее. А настоящую чашу можно забить в одну из тех пушек, которые так позабавили всех в Кане, и она бы не разбилась даже о стену крепости. А когда на мессе в эту обычную глиняную посудину положишь хлеб и вино — кровь и плоть, — она превращается в золото, Томас. Чистое, сверкающее золото. Таков Святой Грааль, да поможет мне Бог, и он существует.
— Значит, вы хотите, чтобы я блуждал по всей земле, разыскивая крестьянскую миску? — спросил Томас.
— Этого хочет Бог, и у него есть на это причина. — Священник погрустнел. — Повсюду ересь, Томас. Церковь окружена врагами. Епископы, кардиналы и аббаты падки на богатства, сельские священники закоснели в невежестве, а дьявол затевает зло. Но некоторые среди нас, немногие, еще верят, что Церковь можно возродить, что она снова засверкает во славу Божью. Я думаю, Святой Грааль может совершить это.
— Святой отец!
— И возможно, я могу помочь этому, — сказал отец Хобб, не обращая внимания на протест. — Когда все это закончится, — он махнул рукой, имея в виду войско и его дела, — я, пожалуй, сам присоединюсь к тебе. Мы вместе будем разыскивать твою семью.
— Вы? — удивился Томас. — С чего бы это?
— По зову Бога, — просто сказал отец Хобб и поднял голову. — Тебе надо идти, Томас, тебе надо идти. Я помолюсь за тебя.
Томасу действительно нужно было идти, потому что ночную тишину нарушили перестук конских копыт и людские крики. Томас схватил лук и, выскочив из церкви, увидел в деревне пару десятков латников. На их щитах виднелись львы и звезды графа Нортумберлендского, а их командир желал знать, кто старший среди стрелков.
— Я, — сказал Томас.
— Где брод?
Из палки и охапки тростника с крыши Томас сделал себе факел, и, пока тот горел, он повел солдат через болото к отдаленному броду. Факел отбрасывал колеблющийся свет и вскоре погас, но Томас был уже у того места, откуда видел коров. Снова начался прилив, и у ног коней, столпившихся на сужающейся песчаной полоске, плескалась черная вода.
— Вон там виден другой берег, — сказал солдатам Томас, указывая на французские костры примерно в миле от них.
— Поджидают нас, гады?
— И их там немало.
— Мы все равно переправимся, — сказал старший над латниками. — Так решил король, и мы сделаем это, когда спадет вода. — Он обернулся к своим солдатам. — Слезайте с коней. Найдите путь. Отметьте его. — Он указал на несколько ив. — Вырежьте палки и установите вехи.
Томас с трудом отыскал путь в деревню, несколько раз пришлось идти по пояс в воде. От наступающего прилива поднимался легкий туман, и, если бы не горящие хижины, запросто можно было заблудиться.
Когда Томас вернулся, деревня, стоявшая на возвышенности над болотом, уже привлекла толпу всадников. Там собрались стрелки и латники, и кто-то успел завалить церквушку, чтобы развести из ее бревен костер.
С остатками своих стрелков прибыл и Уилл Скит.
— Бабы остались со скарбом, — сказал он Томасу. — Там полный кавардак. Все надеются утром переправиться.
— Сначала будет бой.
— Или так, или позднее днем придется сражаться со всем их войском. Нашел хоть немного угрей?
— Мы их съели.
Скит хмыкнул и обернулся на позвавший его голос. Это был граф Нортгемптонский, попона его коня покрылась грязью почти до самого седла.
— Хорошая работа, Уилл!
— Это не я, милорд, а вон тот умник.
Скит ткнул большим пальцем в сторону Томаса.
— Похоже, повешение пошло тебе на пользу, — усмехнулся граф, глядя, как вереница латников поднимается на песчаную возвышенность, где стояла деревня. — На рассвете будь готов к выступлению, Уилл, а как только вода спадет, начнем переправу. Я хочу пустить твоих парней вперед. Коней оставьте здесь, я поставлю надежных людей присмотреть за ними.