Столетняя война
Шрифт:
— Если найду человека, убившего моего отца, — уклонился он от предложения мессира Гийома, — я убью его.
— Но будешь ли ты искать его?
— Где же мне его искать? Где вам его искать? — спросил Томас и сам же ответил: — Если Вексии действительно еще существуют, если они в самом деле хотят уничтожить Францию, то с чего бы они начали? Пошли бы в английское войско. И я буду искать их там.
Такой ответ был отговоркой, но он отчасти убедил мессира Гийома, который ворчливо признал, что Вексии в самом деле могли присоединить свои силы к Эдуарду Английскому.
В ту ночь путники нашли пристанище в руинах сожженной фермы. Они собрались вокруг небольшого костра и поджарили подстреленного Томасом кабана. Латники относились к чужаку настороженно. Он был одним из ненавистных английских лучников, чьи стрелы пробивали даже латы. Не будь он другом мессира Гийома, они бы отрезали ему указательный и средний пальцы в отместку за все те неприятности, которые стрелы с белым оперением доставляли французским всадникам, а так приходилось относиться к нему со сдержанным любопытством.
После ужина мессир Гийом сделал знак Элеоноре и Томасу, чтобы они отошли с ним. Его оруженосец был начеку, и мессир Гийом отвел их подальше, на берег ручья, где со странной торжественностью взглянул на Томаса.
— Значит, ты покидаешь нас, — сказал он, — и будешь сражаться за Эдуарда Английского.
— Да.
— Но если увидишь моего врага, что будешь делать?
— Убью его, — сказал Томас.
Стоявшая чуть в стороне Элеонора внимательно смотрела и слушала.
— Он будет не один, — предостерег мессир Гийом, — но ты клянешься мне, что он и твой враг?
— Клянусь, — сказал Томас, удивленный, что нужно задавать такой вопрос.
Мессир Гийом протянул ему правую руку.
— Ты слышал про братство по оружию?
Томас кивнул. Титулованные рыцари часто заключали такие договоры, давая клятву помогать друг другу в бою и делиться добычей.
— Тогда я клянусь тебе в братстве по оружию, — сказал мессир Гийом, — даже если мы будем сражаться на разных сторонах.
— И я клянусь в том же, — неловко произнес Томас. Мессир Гийом отпустил его руку.
— Что ж, — обратился он к Элеоноре, — я обезопасил себя от одного проклятого лучника. — Потом помолчал, не отрывая глаз от девушки, и вдруг сказал: — Я снова женюсь и снова заведу детей, и они будут моими наследниками. Ты понимаешь, о чем я, верно?
Стоявшая с опущенной головой Элеонора быстро взглянула на отца и опять потупилась. И ничего не сказала.
— А если у меня милостью Божьей будут еще дети, — проговорил мессир Гийом, — что останется тебе, Элеонора?
Она чуть заметно пожала плечами, словно говоря, что этот вопрос не представляет для нее большого интереса.
— Я никогда ничего у вас не просила.
— А чего бы хотела попросить?
Девушка посмотрела на рябь на воде и немного погодя ответила:
— То, что вы и так мне давали. Доброту.
— И больше ничего? Она помолчала.
— Я бы хотела называть вас отцом.
Мессиру Гийому как будто стало неловко от такого ответа. Он посмотрел на север.
— Вы оба незаконнорожденные, — проговорил он после небольшой паузы, — и я завидую этому.
— Завидуете? — спросил Томас.
— Семья — она как берега у реки. Берега не дают реке менять русло. А незаконнорожденные прокладывают собственный путь. Они ничего не ждут и могут двигаться, куда хотят. — Мессир Гийом нахмурился и бросил в воду камешек. — Я всегда думал, Элеонора, что выдам тебя за кого-нибудь из своих латников. Твоей руки просил у меня Бенуа, и Фосса тоже. Тебе пора замуж. Сколько тебе лет? Пятнадцать?
— Пятнадцать, — кивнула девушка.
— Ты зачахнешь так, девочка, если и дальше будешь ждать, — угрюмо проговорил мессир Гийом. — Так кого же ты выберешь? Бенуа? Или Фосса? — Он помолчал. — Или предпочитаешь Томаса?
Элеонора ничего не сказала, и Томас тоже молчал в смущении.
— Хочешь ее? — грубо спросил его мессир Гийом.
— Да.
— А ты, Элеонора?
Она посмотрела на Томаса, потом снова взглянула на ручей и просто ответила:
— Да.
— Конь, кольчуга, меч и деньги — приданое моей незаконнорожденной дочери, — сказал Томасу мессир Гийом. — Береги ее, иначе снова станешь моим врагом.
Он отвернулся.
— Мессир Гийом, — окликнул его Томас. Француз обернулся.
— Когда вы пришли в Хуктон, — продолжил Томас, сам удивляясь, почему спрашивает об этом, — то забрали с собой одну темноволосую девушку. Она была беременна. Ее звали Джейн.
Мессир Гийом кивнул:
— Она вышла за одного из моих воинов. А потом умерла при родах. И ребенок тоже. А что? — нахмурился он. — Ребенок был твой?
— Она была моей подругой, — уклончиво ответил Томас.
— Хорошенькая подружка, — сказал мессир Гийом, — я ее помню. Когда она умерла, мы отслужили двенадцать месс за ее английскую душу.
— Спасибо вам.
Мессир Гийом перевел взгляд с Томаса на Элеонору, потом снова на Томаса.
— Хорошая ночка, чтобы поспать под звездами, — сказал он. — А на рассвете мы уходим.
Рыцарь пошел прочь, а Томас с Элеонорой сели на берегу ручья. Небо еще не совсем потемнело, в нем оставалось матовое мерцание, как от свечи за роговой пластиной. С другого берега ручья соскользнула в воду выдра. Она вынырнула, и ее шкурка заблестела в вечернем свете. Зверек поднял голову, взглянул на Томаса и, снова нырнув, скрылся из виду, лишь на темной поверхности осталась полоска серебристых пузырьков.
Молчание прервала Элеонора; она произнесла единственные известные ей английские слова:
— Я женщина лучника.
— Да, — улыбнулся Томас.
На рассвете они поскакали дальше, а к вечеру увидели на горизонте на севере столб дыма и поняли, что английское войско продолжает свое дело. Утром следующего дня они расстались.
— Не знаю, как вы доберетесь до этих ублюдков, — сказал мессир Гийом, — но, когда все закончится, отыщите меня.
Он обнял Томаса, поцеловал Элеонору и залез в седло. На его коне была длинная синяя попона, расшитая желтыми ястребами. Рыцарь устроил свою больную ногу в стремени, разобрал поводья и тронул шпорами коня.