Столетняя война
Шрифт:
Но тогда уже будет поздно. — Брат Жермен склонил голову, так что Томас видел лишь розовую лысину среди седых волос. — Все это предсказано, — сказал монах, — все это есть в книгах.
— В каких книгах? — спросил мессир Гийом. Брат Жермен пробормотал что-то на латыни. Мессир Гийом вопрошающе посмотрел на Томаса.
— И король с юга станет могучим, — неохотно перевел тот, — но один из его принцев будет сильнее его.
— Катары живут на юге, — сказал брат Жермен, — и пророк Даниил все это предвидел. — Он поднял перепачканные чернилами руки. — Грядет ужасное сражение, поскольку ставкой будет душа мира, и в ход пойдет любое оружие, даже женщины.
Он вновь забормотал на латыни.
— Дочь южного короля, — перевел
Брат Жермен уловил недовольство в его голосе.
— Вы не верите? — прошипел он. — А зачем, вы думаете, мы скрываем рукописи от невежд? Там содержатся всевозможные пророчества, молодой человек, и все они даны нам непосредственно Богом, но подобные знания темны для неучей. От слишком многих знаний люди сходят с ума. — Он перекрестился. — Благодарю Бога, что скоро умру и буду блаженствовать на небе, глядя, как вы бьетесь во тьме.
Томас стоял у окна и смотрел, как послушники разгружают два воза с зерном. Латники мессира Гийома на галерее играли в кости. «Вот это реальность, — подумал он, — а не какое-то бормотание пророков». Отец всегда предостерегал его насчет пророчеств. Они вредят разуму человека, говорил он. Не оттого ли и его ум сбился с пути?
— Копье, — сказал Томас, стараясь держаться фактов, а не фантазий, — было похищено из Англии семейством Вексиев. Мой отец был одним из них, но он отпал от семьи, украл у них копье и спрятал в церкви. Там его убили, и, умирая, он сказал мне, что это сделал сын его брата, мой двоюродный брат, называющий себя Арлекином. — Он повернулся к монаху. — Мой отец был Вексий, но он не был еретиком. Да, он был грешник, но боролся со своим грехом, он ненавидел своего отца и был верным сыном Церкви.
— Он был священником, — пояснил монаху мессир Гийом.
— И вы его сын? — неодобрительным тоном спросил брат Жермен.
Другие монахи бросили уборку и жадно слушали.
— Я сын священника, — сказал Томас, — и добрый христианин.
— И вот семейство разузнало, где спрятано копье, — подхватил рассказ мессир Гийом, — и наняло меня, чтобы его вернуть. Но забыло мне заплатить.
Брат Жермен как будто не слышал. Он смотрел на Томаса.
— Вы англичанин?
— Это мой лук, — признался тот.
— Значит, вы Вексий? Томас пожал плечами.
— Похоже, что так.
— Значит, вы один из темных владык, — сказал брат Жермен.
Томас покачал головой и твердо проговорил:
— Я христианин.
— Значит, на вас лежит возложенная Богом обязанность, — с удивительной силой произнес маленький человечек, — закончить дело, недоделанное сто лет назад. Убей их всех! Убей их! И убей женщину! Ты слышишь меня, мальчик? Убей дочь южного короля, прежде чем она соблазнит Францию ересью и пороком.
— Если даже мы сможем разыскать Вексиев, — с сомнением проговорил мессир Гийом, и Томас отметил слово «мы», — они не покажут нам свой герб. И сомневаюсь, что они носят фамилию Вексий. Они скрываются.
— Но теперь у них есть копье, — сказал брат Жермен, — и они воспользуются им для первого своего отмщения. Они уничтожат Францию и в последующем хаосе нападут на Церковь. — Он застонал словно от физической боли. — Вы должны отнять у них силу, а их сила — это чаша Грааля.
Значит, подумал Томас, нужно спасти не только копье. К наказу отца Хобба добавился весь христианский мир. Он едва удержался от горького смеха. Учение катаров умерло сто лет назад, оно подверглось бичеванию, и его выпололи, как сорняки с поля! Темные владыки, дочери королей и принцы тьмы были измышлениями трубадуров, а не делом лучников. Но, взглянув на мессира Гийома, он увидел, что француз не смеется. Рыцарь смотрел на распятие на стене библиотеки и возносил молчаливую молитву. «Помоги мне, Боже, — подумал Томас, — помоги мне, Боже, но меня просят совершить то, что не удалось всем рыцарям Круглого стола короля Артура: найти
Филипп Валуа, король Франции, приказал всем французам, способным носить оружие, собраться в Руане. Были направлены требования к вассалам и призывы к союзникам. Он ожидал, что стены Кана задержат англичан на несколько недель, но город пал через день, и спасшиеся от побоища в панике разбежались по Северной Франции, рассказывая ужасные истории про вырвавшихся на волю бесов.
Руан, раскинувшийся в широкой излучине Сены, заполонили солдаты. На галерах приплыли тысячи генуэзских арбалетчиков, они пристали к берегу, и их толпы забили местные таверны. Из Анжу и Пикардии, Алансона и Шампани, Мена, Турени и Берри прибывали рыцари и латники. Каждая кузница стала оружейной, каждый дом — казармой, а каждая таверна — борделем. Приходило все больше и больше народу. Вскоре город уже не мог вмещать воинов. Тогда на полях к югу от Руана появились шатры. Через мост с севера катили возы с сеном и только что убранным зерном. Англичане взяли Эврё, или это был Берне? В Лизье видели дым, а через Бротонский лес шло множество лучников. Одной монахине в Лувье приснился сон, в котором змей убил святого Георгия. Король Филипп велел доставить женщину в Руан. У нее оказалась заячья губа, горб, и она заикалась. Когда монашку представили королю, она не смогла рассказать свой сон, не говоря уж о том, чтобы поведать его величеству Божью стратегию. Несчастная лишь тряслась и плакала, и рассерженный король прогнал ее. Позже он получил утешение от епископского астролога, который сказал, что Марс сейчас восходит и это говорит о неизбежной победе.
По слухам, англичане шли на Париж. Потом появились другие слухи: якобы они идут на юг, чтобы защитить свои земли в Гаскони. Говорили, что в Кане не осталось ни одной живой души, а крепость там разграбили; потом появилась история о том, что англичане мрут от какой-то болезни. Король Филипп, всегда отличавшийся нервозностью, стал раздражительным и постоянно требовал новостей, но советники убедили своего впечатлительного господина, что, где бы англичане ни были, их в конце концов ждет голод, если они останутся к югу от великой Сены, змеей извивавшейся от Парижа к морю. Солдаты Эдуарда разоряли окрестности, и им приходилось все время перемещаться, чтобы найти провиант. Если на Сене поставить заслон, они не смогут пойти на север и добраться до бухт на побережье Ла-Манша, где к ним могла бы подоспеть помощь из Англии.
— Они мечут стрелы, как женщины деньги, — сказал Филиппу его младший брат Карл, граф Алансонский, — но во Франции они не могут достать новых стрел. Их привозят из Англии, и чем дальше англичане от моря, тем большие трудности испытывают. И стало быть, если англичан держать к югу от Сены, им в конце концов придется вступить в бой или бесславно отступить в Нормандию.
— А как же Париж? Париж? Что будет с Парижем? — спрашивал король.
— Париж не падет, — заверил брата граф.
Город лежит к северу от Сены, и англичанам придется форсировать реку и штурмовать величайшие стены в христианском мире, а тем временем гарнизон будет осыпать их арбалетными стрелами и ядрами из сотен установленных на стенах маленьких железных пушек.
— А вдруг они пойдут на юг? — встревожился Филипп. — В Гасконь?
— Если они пойдут в Гасконь, — сказал граф, — то, пока доберутся туда, стопчут сапоги и у них выйдет весь запас стрел. Будем же молиться, чтобы они пошли в Гасконь, но больше всего — чтобы не добрались до северного берега реки.
Если бы англичане перешли Сену, они могли бы достичь ближайшего порта в Ла-Манше, чтобы получить подкрепление, провиант, стрелы, медикаменты и прочее, а к тому времени, граф знал, им все это понадобится. Войско на марше устает, люди болеют, кони начинают хромать. Армия, слишком долго находящаяся на марше, в конце концов ослабевает, как арбалетная стрела на излете.