Шрифт:
Пулеметная очередь красиво обвалила кусок обрыва над головой. Посыпалась пыль, разлетелась каменная крошка. Прелюдию продолжил автомат – облаял остров. Я стряхнул пыль с воротника и высунул нос из-за скалы. А так неплохо начинался день. Ольга почти не орала, пепельная дымка не висела над душой. Метрах в пятидесяти от каменного островка покачивалась причудливая посудина. Возможно, в молодости это была самоходная речная баржа. Но даже в тот год, когда разверзлись хляби земные, этот хлам уже не имел права на существование. Судну дали вторую жизнь, переделали, отправили служить людям. Ржавые борта опоясывали рамы из тавровых балок – отчего грузоподъемность, разумеется, снижалась, но возрастала самооценка членов команды. К лебедке на носу приделали примитивное метательное устройство. На уровне форштевня борт прорезали, и служили жутковатым бушпритом заостренные штыри из цельного металла – явно делающие лобовую встречу с чудовищем нежелательной. Ходовую рубку на корме обварили стальными листами с горизонтальными амбразурами. На палубе мельтешили живописные личности в отрепьях. Трое выбрались из трюма и побежали к борту, волоча за собой автоматы. Бородатые, в несвежих долгополых халатах – что за ветераны Туркестанской революции? Из люка вылупился еще один экземпляр – в очках сварщика и с нелепой конструкцией на голове, похожей на фрагмент Пизанской
– Невероятно, – проворчала откуда-то сверху Ольга. – Он не хочет никого убивать. Пожалел заблудших овечек. Ох уж эта бессильная доброта.
Отчасти она была права – я парень глупый и добрый, как все герои русского фольклора. Мы открыли огонь одновременно – когда из-за лебедки высунулась моргающая морда. Из выходного отверстия вывалилось все, что было в пустой голове, и незваный пришелец хлопнулся на палубу, разбросав немытые руки. Загалдели партнеры по нелегкому пиратскому бизнесу. Из трюма матерился, как бригадир стропальщиков, мужик со «скворечником» – видимо, он умел проницать через палубу. Отворилось клюзовое отверстие выше ватерлинии, и оттуда выбралось что-то, подозрительно смахивающее на ствол пушки. Эта гадость смотрела мне в глаза! Продлись очарование еще секунду – и меня пришлось бы отскребать от скалы (представляю, как изворчалась бы Ольга)! Ахнув, я схватил в охапку пулемет, слетел с косогора и покатился за ближайшую глыбу, разрывая свои любимые кожаные штаны. От взрыва заложило уши. В покинутом месте вырос сноп пламени, косогор снесло, словно он был не каменный. Обвалился пласт обрыва, и над «местом происшествия» взвились клубы рыжей каменной пыли. Какое-то время я выбивал из ушей тревожный колокольный звон, выплевывал крошку. Что поделать – при взрыве, если хочешь избежать контузии, лучше держать рот открытым. Приятная новость для дам – особенно для тех, у кого рот никогда не закрывается…
– Карнаш, ты жив? – на всякий случай спросила Ольга.
– А то, – отозвался я с мужественной хрипотцой. – Чем занимаешься, дорогая?
– Крашу ногти, выщипываю брови и делаю маникюр, – проворчала из-за скалы моя девушка. – От тоски я вою, Карнаш. Разве не слышно?
По правде, я слышал только наших гостей. Они ржали как идиоты, которым показали палец! Баржа медленно смещалась, и над ней висел густой матерный хохот. Я разозлился. Ну, все. Мы тоже можем делать красиво! Я вскочил, одновременно оттягивая спусковой крючок. А это для гостей! Пулемет разразился трескучей очередью, и несколько голов, не успевших убраться, я сшиб! Когда иссяк магазин на сорок пять боеприпасов, я схватил следующий, а короткую паузу компенсировала Ольга со своим АКСУ – таким же подходящим устройством для выбивания мозгов. Она вытрясла магазин одной очередью – снова включился я. Кузьма откуда-то сверху швырялся камнями и пронзительно визжал. Камни не долетали, но он не сдавался, и в итоге один из снарядов с победным стуком покатился по палубе. Мы тоже орали – надрывно, во всю мощь пропитанных ядом вездесущего пепла легких. Апофеозом хора стал лай Молчуна, который не лез в гущу событий, а морально поддерживал хозяев, спрятавшись в яме. Расстреляв третий рожок, я сменил позицию – на всякий пожарный. От разнузданного грохота звенело в ушах. Баржа замедлилась, не дойдя до обрывистых скал метров тридцать. Пушка смотрела куда-то вбок, из жерла вился сизый дымок. В трюме царила колготня – похоже, оттаскивали раненого. На палубе валялось несколько тел. Стонал бритоголовый здоровяк, потерявший кроличью шапку с отрезанными ушами. Он полз за мешок с песком, пуля отчекрыжила ухо, и на облеванной палубе оставался размазанный красный след. Выжившие спрятались и, похоже, включили головы.
– Эй, мужики, а чего хотели-то? – инициировал я переговорный процесс, убравшись за скалу и вставляя новый рожок. – Мы бедные!
Действительно, непонятно. Глупо рассчитывать, что на острове живут обеспеченные люди, заваленные едой, горючим и прочими благами скончавшейся цивилизации. Проще притвориться мирными, разнюхать обстановку – вместо того чтобы очертя голову бросаться в бой. Пустые головы? Вряд ли, раз выжили в этом тринадцатилетнем кошмаре. Что-то здесь не так. Парни целенаправленно шли на остров, зная, чего они хотят. Но чего тут можно хотеть?
Баржа загадочно помалкивала, и создавалось впечатление, что на ее борту собрались тугодумы. Мы тоже молчали, даже собака взяла паузу.
– Послушайте добрый совет, мужики! – самоуверенно добавил я. – Убирайтесь подобру-поздорову! И сделаем вид, что ничего не было!
И снова на всякий случай поменял позицию. Когда-нибудь я точно сотру пупок. Я опасливо приподнялся. Происходило что-то странное. Казалось, что наши оппоненты вняли совету бывалого. Баржа застопорила ход и стала неуклюже разворачиваться. Надрывно работал двигатель, неповоротливый монстр, опутанный сталью, рывками менял ориентацию в пространстве, поворачивая нос к морю. Он отошел еще на тридцать метров. И вдруг взревел посаженный мотор, забурлила вода, разгулялись волны за кормой! Судно с внезапной прытью развернулось еще на двадцать градусов и помчалось вправо, в обход острова! Возмущенно заворчала Ольга. Что-то пролаяли Кузьма с Молчуном. Я запоздало разгадал их маневр. Обогнуть клочок суши и высадить десант на восточной стороне, где имелась еще одна подходящая для швартовки бухта. Дело трех минут. Но откуда они узнали, что на востоке имеется подходящая для швартовки бухта?! Взревели голосистые глотки, поднялись по команде выжившие пираты, и разразилась суматошная пальба. Я полз, закусив губу, нырял в расщелины, обдирая бока о шершавые камни. Наш остров сильно изрезан, камень на камне, плита на плите, повсюду лабиринты и провалы. При себе остались два рожка для пулемета – должно хватить. Ублюдки точно не знали, что восточная и западная оконечности соединены глубоким разломом, по которому проще бежать, чем ползти! Рискуя здоровьем, я скатился с обрыва и припустил по петляющей пади. Секунд через сорок я уже карабкался на обрывистую террасу, стал прилаживать сошки между бурыми глыбами. Сверху сыпались камни, гавкал Молчун. Не по-детски выражался тринадцатилетний оболтус Кузьма – которого мы с Ольгой фактически усыновили и теперь имели полное право лупить широким кожаным ремнем (но почему-то уступали это право друг другу). Когда ревущее чудовище возникло в поле зрения, я уже лежал, разбросав ноги, и был готов к труду и обороне. Как они знатно подставились! Моторный отсек с бензобаком – корпус в этом месте съеден ржой, его пробьет не только пуля, но и камень. Над бортом – орущие глотки. Пираты сгрудились у правого борта, чтобы прыгать на плиту, с которой очень удобно начинать освоение непокорной «терра-инкогнита»… Посудина уже разворачивалась, им оставалось до слепой зоны порядка сорока метров. Еще немного, и я бы не попал в моторный отсек. Я застрочил, затаив дыхание. Я бил напористо, методично, кучно, стараясь думать лишь о том, куда летят мои пули. Они вонзались в борт, рвали на куски истлевшее железо. Орали бандиты, не ожидавшие столь быстрого реагирования. Они открыли беспорядочный огонь по кучке камней, не разобравшись, где сидит пулеметчик. Пламегаситель на конце ствола – не панацея, но какую-то пользу он приносит. Я перенес огонь на десять градусов выше, сбил пару «кеглей». А когда они меня засекли и заорали, снова с остервенением долбил в моторный отсек. Я добился своего! Они успели лишь гавкнуть парой очередей, когда в машинном отделении что-то заискрилось, хлопнуло! Сквозь пробоины было видно, как там разгорается пламя. Автоматчики завертели головами, прекратили стрелять. Двигатель отказал, но плавсредство по инерции шло. Тут и случился второй взрыв. Разлетелся на куски бензобак, прорвалась палуба, и сноп пламени выплеснулся наружу. Бандитам уже было не до меня, они метались по палубе. Усатый тип в нищенских обносках, подпоясанных армейским ремнем, не заметил, как под ногами разливается горящее топливо. Он вспыхнул разом – обноски занялись, как пропитанная соляркой ветошь. Орущий человек-факел метался по палубе, оставляя дымный след. От него шарахались товарищи. Он догадался броситься за борт, лишь наполовину обгорев. Всплывать там уже было нечему. Пламя охватило дощатую палубу, взмыл в небо веселый «пионерский» костер. Из трюма с матюгами лезли двое. Но наверху их не ждало ничего светлого и радостного. За кадром жизнерадостно улюлюкал Кузьма, швырялся по инерции камнями, заливисто гавкал Молчун. Ольга зачищала палубу из АКСУ. Я тоже не успокоился, пока не извел последний рожок. Мстительно рассмеялся: мужики, предупреждали же! В финальной части я подлил масла в огонь: отбросил пулемет, выхватил из подсумка гранату Ф-1 (уж этого добра на острове хватало), вырвал чеку и, хорошенько размахнувшись, швырнул. Граната ухнула посреди палубы, добавив новых красок в картину полного разгрома. Трещали проржавевшие борта, кренилась рубка. Верхняя палуба, объятая огнем, разваливалась на глазах. Судно садилось на корму, медленно тонуло. Глубина в том месте, по моим подсчетам, составляла не меньше двадцати метров – достаточно для небольшого кладбища погибших кораблей. Двое выживших карабкались на нос: старший, потерявший свой «скворечник», и жердяй с длинными руками и шрамом поперек глаза. Первый раздобыл спасательный круг и даже успел в него облачиться. У второго подручных средств не было. Их догоняло пламя, но они успели перевалиться через накренившийся борт. Я от души им сочувствовал, поскольку знал, что сейчас произойдет. Оба вынырнули в нескольких метрах от тонущей посудины – с выпученными глазами, они отчаянно колотили руками. А вокруг несчастных уже забурлила вода, происходили закономерные процессы.
– Помогите… – хрипел жердяй. – Будьте вы людьми…
Какая интересная постановка вопроса. Впрочем, помочь мы не могли даже при всем желании. На гибнущей планете подходила к концу вкусная и здоровая пища. На каждое блюдо приходилась масса претендентов. Взвизгнул обладатель потерянного «скворечника». Он яростно отбивался от кого-то ногами. Спасательный круг не помог. Вспучилась вода, завертелись трубовидные тела с матово поблескивающей чешуей. Их было много, они водили веселый хоровод вокруг обреченного. Физиономия исказилась, посерела, приобрела какое-то глупое выражение. И вдруг перекосилась, он распахнул желтозубый рот, но кричать уже не мог. Вода вокруг него сменила цвет. Он извивался, но не тонул – спасательный круг держал на воде. Закатились глаза, движения становились конвульсивными. Похоже, бедолага уже расстался с ногами. Но еще не умер – рванулся, словно пробудился от спячки, в загоревшихся глазах объявился смысл. Вынырнуло оголодавшее существо – туловище, как у змеи, остроконечная башка с бусинками глаз – в принципе, угорь, но немного переусердствовавший в росте – разверзлась пасть, как на шарнире, хищные зубы впились бедолаге в лицо, сорвав его, словно маску. Чудовище с добычей ушло под воду. Кровь хлестала как из ведра. Порвался круг. Распластались на воде бренные останки, но недолго пробыли в состоянии покоя. Бурлил водоворот, змеились чешуйчатые тела. Завертелось туловище, голодные твари рвали его на куски.
– Помогите! – хрипел жердяй. – Убивают!
Он плыл к острову, размахивая несуразными конечностями, а в выпученных глазах застыл первородный ужас. Он взвизгнул, развернувшись на 360 градусов, но продолжал грести. Объявилась очередная охотница за дармовой добычей – в полете растопырились клиновидные плавники – и одним махом отхватила «терпящему бедствие» руку по середину предплечья! Брызнула кровь из растерзанной культи. Пловец машинально продолжал грести – взлетала и опускалась здоровая рука. Новая атака – тварь возникла из-под мышки, впилась во внутреннюю часть плечевого сустава, затрещали сочленения…
Я опустил глаза, уж больно неаппетитно это выглядело.
– Ну, жесть… – пробормотал с «верхнего этажа» Кузьма.
Когда я снова посмотрел на море, процесс трапезы уже завершился. У местных тварей не было привычки кушать с достоинством и пережевывать по тридцать раз. Остатки пищи, плавающие на поверхности, мигом разобрали. Сомнительно, что кто-то тут наелся. Но червячка определенно заморили. Вода в отдельных местах еще бурлила, мелькали хребты, голодные глаза пытливо озирали акваторию бухты. Судно затонуло. Последней ушла под воду накренившаяся рубка. Плавали обгорелые доски. Сползли в воду последние «неодушевленные предметы», но и с ними быстро расправились. Взбрыкнул полутораметровый, покрытый зеленоватой слизью «угорь», и воцарилось неустойчивое затишье.
Да уж…
Наверху завозились, покатились камни, прозвучал зловещий женский смех, от которого в иных обстоятельствах застыла бы кровь в жилах.
– Выкусили, засранцы? – хохотала Ольга. – Понравилось? Удачных выходных, вурдалаки!
– Ты уверена, что сегодня выходной? – удивился я.
Она споткнулась, видимо, удивилась, кто там внизу такой говорящий?
– Сегодня – нет. Выходной будет завтра… Не поверишь, Карнаш, – проворчала моя единственная и неповторимая, – но я много работала бессонными ночами, чтобы высчитать текущую дату. Ты храпел, а я считала. Сегодня 13 июля 2029 года. Пятница. Пятница, 13-е. И почему я этому нисколько не удивляюсь?
– Надо же, – посетовал я. – И куда несется время? Оглянуться не успеваем…
Это действительно было так. Каждый божий день, наполненный ничегонеделанием, тянулся как черепаха по пересеченной местности. Но когда эти муторные дни складывались в недели, месяцы и пропадали в бездонной пучине прошлого, оставалось изумляться – куда они делись? День едва начался, а я уже чувствовал себя как механизатор, закативший в гору заглохший трактор. Я забросил за плечо отяжелевший пулемет и полез в гору. Встал на полпути и обернулся. Обгоревшие бревна бились о висящую над морем скалу. Выживших не наблюдалось. Я не мог избавиться от какой-то стыдливой неловкости. Но они же первые начали? «Нужно доски вытащить из воды, – подумал я, – высушить, распилить и пустить на дрова». От дровяных запасов, заготовленных осенью, оставалась жалкая кучка. А календарное лето в наше время – это как раньше поздняя осень.