Столица
Шрифт:
— Была у него некая Ленора, оперная звезда, и он подарил ей около двухсот тысяч долларов железнодорожными акциями... В сущности говоря, ромэн нужно подавать не в салатнике, а па четырехугольном плоском блюде, чтобы кончики оставались совершенно сухими... Ну, а когда они поругались, она обнаружила, что старый хитрец ее надул: на ее имя акции вовсе и не были переведены... Вилкой, знаете ли, тут пользоваться не полагается... Ленора стала угрожать ему судом, и кое-как они все-таки поладили... он отдал ей половину суммы... Если этот салат заправить как следует, то на дне не останется ни капли масла.
Последнее замечание означало, что процесс приготовления достиг
— Ну как?— спросил торжествующий хозяин.— Салат хорош только в том случае, если он не сладок и не горек, а заправлен в самый раз.— И, с беспокойством следя за выражением лица Монтэгю, майор добавил: — Если он хоть чуточку горчит—скажите, и мы его отошлем. Это им не впервые.— Но салат не горчил, и майор наложил порцию себе, после чего лакей подхватил со стола пустой салатник.
— Я слышал, будто этот салат — единственная столовая зелень, полученная нами в наследство от римлян,— заметил старичок, пережевывая сочные курчавые листочки.— О «их еще Гораций упоминает, помните? Но все, о чем я рассказал, происходило с Симзом в молодости. Однако, когда его сын стал уже взрослым, он вторично женился на какой-то хористке.
Вслед за салатом майор проглотил еще один коктейль. Вначале обеда Монтэгю заметил, что у него трясутся руки и слезятся глаза; но сейчас, после обильных возлияний, майор снова был полон сил и — если это только возможно — еще более неистощим на анекдоты. Монтэгю подумал, что наступило самое подходящее время, чтобы завести речь об интересующем его вопросе, и когда подали кофе, он сказал:
— Вы не возражаете против небольшого делового разговора после обеда?
— Если с вами, то нет,—ответил майор.— Но какие у вас там дела?
Монтэгю сообщил ему о предложении своего приятеля и описал изобретение. Майор внимательно выслушал до конца; подождав, Монтэгю спросил:
— Что вы об этом думаете?
— Изобретение ровно ничего не стоит,— решительно буркнул майор.
— Почему же?
— Да потому что, если б оно чего-нибудь стоило, компании давно пустили бы его в ход, а вашему приятелю не заплатили бы ни гроша.
— Но у него патент!— возразил Монтэгю.
— А черта им в этом патенте! — воскликнул майор.— Что для юриста большого концерна какой-то патент? Изобретение возьмут и пустят его в ход от Майями до Техаса, а если он вздумает подать в суд, они так запутают дело всякими техническими премудростями и увертками, что и в десять лет не распутаешь, и пока он его будет распутывать, то сто раз разорится на процессе.
— Неужели так бывает?—спросил Монтэгю.
— Бывает!—вскричал майор.—Это случается так часто, что можно сказать, только так и бывает.— А вас, по-видимому, просто хотят поймать на удочку.
— Вряд ли,— ответил тот,— этот человек мне друг...
— У меня есть прекрасное правило: никогда не вступать в деловые отношения с друзьями,— угрюмо проговорил майор.
— Но послушайте,— возразил Монтэгю и привел множество доказательств, пытаясь убедить майора в своей правоте. Тот минуты две сидел молча и размышлял; вдруг он воскликнул:
— Все ясно! Я понял, отчего никто не желает этого изобретения.
— Отчего же?
— Виноваты угольные компании! Они обвешивают пароходы на угле, и, конечно, им невыгодно правильно взвешивать уголь.
— Нет, в данном случае дело не в этом,— сказал Монтэгю.— Ведь приспособления не желают брать сами пароходные компании.
—
— Вам что-нибудь известно об этом доподлинно? — спросил Монтэгю.
— Ровным счетом ничего,—сказал майор.— Я вроде того немца, который так погрузился во внутреннее созерцание, что из отвлеченных принципов дедуцировал вид слона. Но мне вдоль и поперек известны приемы большого бизнеса, и уж поверьте, если изобретение действительно стоящее, а компании почему-то от него отказываются, то причина тут может быть только одна; держу пари, что если бы вы начали расследование, то непременно натолкнулись бы на что-нибудь в этом роде! Прошлой зимой я плыл пароходом на юг, и когда мы приближались к порту назначения, я увидел, что за борт выбросили тонну, а может быть и две, совершенно доброкачественных продуктов; я навел справки и выяснил, что кто-то из заправил компании держит ферму и поставляет на пароход разную снедь — и каждый рейс отдается приказ избавляться от определенного количества припасов!
Лицо Монтэгю омрачилось.
— Как же майору Торну бороться с такими махинациями?— спросил он.
— Не знаю,—ответил, пожав плечами, майор,—в таких случаях обращаются к юристу, и притом к хорошо ориентированному. Вот Хоукинс — тот мог бы вам посоветовать. Наверное, он рекомендовал бы подстрекнуть к забастовке портовых: грузчиков; это парализовало бы пароходные компании и заставило бы их прийти к какому-нибудь соглашению.
— Ну, это уж вы шутите! — воскликнул Монтэгю.
— Во-все нет,— сказал майор, снова рассмеявшись.— Так всегда делается. У нас в городе есть один строительный трест, который систематически избавляется от своих конкурентов тем, что вызывает на их предприятиях забастовки.
— Как же это делается?
— Ничего на свете нет легче! Рабочий лидер — это человек, обладающий большой властью, но живущий на ничтожное жалованье. Если он даже и неподкупен, то всегда найдутся способы его прижать. Я мог бы познакомить вас здесь же в этой комнате с человеком, на предприятии которого случилась крупная забастовка в самый неудобный для него момент; тогда он подстроил так, что 'председателя профсоюза как бы случайно застали в номере гостиницы с какой-то женщиной. Бедняга сдался и прекратил забастовку.
— Но, я думаю, забастовщики могут иногда и упереться,— заметил Монтэгю.
— Бывает, бывает,— улыбнулся майор,— но на такие случаи существует испытанное средство. Нанимаются сыщики, провоцирующие вооруженное столкновение, а затем вызывают полицию и главарей забастовки сажают в тюрьму.
Монтэгю не нашелся, что возразить. Видимо, программа действий была разработана компаниями досконально.
— Послушайте,— приняв серьезный тон, продолжал майор.— Советую вам как друг и как человек, имеющий в кармане деньги. Они у меня всегда и прежде водились, но мне приходилось употреблять огромные усилия, чтобы их сохранить. Всю жизнь я был окружен людьми, желавшими мне добра, однако добро это они почему-то представляли себе в виде обмена моей звонкой монеты на их бумажки с напечатанными на них орлами, флагами и прочими финтифлюшками. Это одна сторона дела. Но, конечно, если вам больше нравится смотреть с другой, то извольте: изобретение это совершенно гениально, наша промышленность — в полном расцвете, мы — великая страна, и единственное, чего ей недостает,— это достойных людей, все же прочее пребывает в должном порядке. Вся суть в том, продаете вы» лошадь или вы ее покупаете,— это разница капитальнейшая!