Столичный доктор. Том V
Шрифт:
— Альты! Данилов! Вы не слышите, что поздно вступаете? Давайте еще раз, с третьей цифры!
И снова заиграли ту же мелодию. Блин, на языке крутится! Ну же! Но веселье оборвалось на том же месте. Данилов теперь поторопился. Хотя как по мне, никакой разницы не было, оба раза играли одинаково.
Пока дирижер распекал неизвестного Данилова, мы встали так, чтобы Направник нас заметил.
— Господин Баталов! Рад видеть вас, — улыбнулся он. — А это тот юноша, о котором вы говорили?
— Да, Эдуард Францевич.
— Отлично. Приступим?
— Почему бы и нет? Николай, вам вон туда, за дирижерский
— Зачем? — Семашко начал оглядываться по сторонам.
— Вы мечтали о коллективном руководстве? Вот вам группа людей. Все — профессионалы, отлично знают свое дело. У них даже ноты есть. Уберем диктатора, это вас, господин дирижер, — я с улыбкой пожал руку подошедшему Направнику. — И вы сейчас покажете нам, что истинное народовластие не нуждается в единоначалии. Дерзайте! — и я легонько подтолкнул своего обалдевшего помощника.
— Проходите, молодой человек. Наши музыканты вас не съедят, — дирижер взял Николая под руку и буквально потащил на свое место.
Идея продемонстрировать Семашко ошибочность его представлений витала в воздухе. Не помню, от кого я услышал слова «репетиция оркестра», но фильм Феллини вспомнил сразу. Познакомиться с главным дирижером Мариинки Направником, если ты состоишь в императорском яхт-клубе, вообще не проблема, нужные люди нашлись за минуту. Эдуард Францевич — человек, чувства юмора не лишенный, шутку оценил, и вот он уже просит во всем оказывать поддержку юноше.
— Давайте сядем в сторонке, чтобы не мешать, — предложил дирижер. — Идея не нова, но мне интересно, что получится на этот раз.
— А что вы репетировали? Извините, я далек от искусства. Знакомое, но вспомнить не могу.
— «Лебединое озеро». В прошлом году Петипа предложил новую хореографию, в этом сезоне продолжили показ.
Семашко освоился удивительно быстро. Талант. Он не бросился в кавалерийскую атаку, а начал расспрашивать, кто что должен делать. Потом убеждал, что они и без руководителя неплохо справятся, раз знают свое дело хорошо. Музыканты отнеслись к делу несколько скептически, но решили попробовать.
Блин, у меня даже голова закружилась от такой какофонии. Зато Направник хохотал как ребенок. Я бы, наверное, тоже смеялся, если бы понимал, в чем дело. Эдуард Францевич вскочил на ноги и успокоил оркестр и покрасневшего Семашко.
— Спасибо, очень хорошо получилось, — сказал дирижер. — Если заведется еще кто-то похожий, приводите. На такие представления билеты продавать можно.
Всю дорогу назад Николай дулся. Обвинял меня, что выставил его на посмешище. Мол, он вовсе не это имел в виду и всякое такое.
— То, или другое, но в следующий раз, когда услышите о коллективном руководстве, вспомните этот случай. Отдохнули? За работу, товарищи! — засмеялся я, а Семашко скривился, будто лимон съел, услышав революционное обращение.
Встреча Агнесс с Лизой прошла вполне спокойно. По крайней мере, так сказала мне невеста. Сидели, говорили, обедали, пили чай, ели пирожные, играли с малышом. Потом Великая княгиня надарила кучу подарочков, где среди всякой мелочи обнаружился и браслетик. Милая вещица из белого и красного золота с бриллиантиками и изумрудиками. Мелькнула даже мысль позвать Семашко, тот бы сразу оценил, сколько человек и в течение какого времени можно прокормить
Но аристократические посиделки оказались сущей мелочью по сравнению с процедурой перехода Агнесс в православие. Ей сразу выдвинули кучу требований, которые она тщательно записала, а потом показала мне. Да тут от одних постов загнуться можно! А если еще и читать все молитвы, то легче мне стать католиком. Или вовсе в буддисты перейдем, там вроде никаких особых обрядов не надо соблюдать. А ведь люди сейчас простые: сказал священник сто раз прочитать «Отче наш» и триста раз «Богородице, дево, радуйся», и ни у кого фантазии не хватит просто сказать, что всё готово. Будут читать, а если со счета собьются, заново начнут. Насчет последнего не уверен, но не удивлюсь, если так и есть.
Я вспомнил рассказ одной дамы, которая уехала в Израиль с мужем-евреем. Там она выяснила, что ортодоксальные иудеи пользуются какими-то неимоверными льготами, и решила сменить религию. Началось с требования поставить два отдельных холодильника, чтобы мясные и молочные продукты не контактировали. Потом подключился раввин, который мог зайти в любое время и проверить, соблюдает ли женщина все предписанные Пятикнижием ограничения. А их там, мягко говоря, очень много. Она выдержала почти неделю, а потом спросила, за что ей такое, ведь знакомым евреям достаточно устного заявления. Раввин сказал, что за них отмучились их предки, а за русскую бабу никто не страдал. Короче, та дама осталась православной.
Надо искать каких-нибудь исполнителей попроще, которые не станут превращать жизнь Агнесс в ад. Найти, что ли, Иоанна Кронштадтского? Говорят, он охотно принимает благотворительную помощь. Наверняка и ускоренный курс православия организовать сможет, если ситуацию объяснить. Решено. Нормальные герои всегда идут в обход.
Внезапный визит его императорского величества случился точно в назначенное время. Самодержец прибыл практически без свиты. Так, человек двадцать охраны, репортеров и разного вида лакеев суетились вокруг, впрочем, не создавая особого ажиотажа. Премьер Дурново в это число не входил, он отдельной строкой шел. Конвойцы образовали подобие живого коридора, по которому венценосец и прошел в выделенные нам с барского плеча закутки Мариинского дворца.
Ради встречи Николай Васильевич отставил свою трость, и сейчас стоял, поддерживаемый корсетом. По мне, не стоило лишать себя точки опоры, но начальник тут Склифосовский.
Император был настроен доброжелательно. Никого даже казнить не приказал в первую минуту. Поприветствовал сотрудников, допущенных для встречи, возле некоторых остановился и спросил какую-то малозначащую фигню. Высочайшего общения удостоился и Семашко. На вопрос «А вы кем здесь служите?» бодро доложил, что в настоящее время он мой личный помощник, обучался медицине, но по глупости курс не закончил. Лозунгов о всеобщем равенстве не выкрикивал, с воплями «Смерть тирану!» и со столовым ножом наперевес не бросался. Удостоился кивка и заверений, что молод и обязательно доучится. Ума, что ли, стал мой помощник набираться?