Столичный доктор
Шрифт:
– Ну не все так ужасно, – возразил я. – Ту же Бестужеву можно вылечить.
– Правда?
– Даже не сомневайся.
– Ты обещаешь мне?
Виктория взяла меня за руку, крепко сжала.
Вот никогда не любил подписываться на невыполнимые обещания. Убьет сера сифилис или нет?
– Давай дойдем пешком, – предложил я, осознав, что мы окончательно завязли в московских сугробах.
Я выдал кучеру полтинник, подхватил Вику под руку, и мы начали торить тропинку в снегу.
–
Позднее возвращение Виктории вызвало бурю эмоций у Елены Константиновны. Ее глаза просто метали молнии в меня.
– Я очень виноват, – пришлось идти на попятную. – Это было ошибкой – позвать госпожу Талль на аппендэктомию.
– Мама! – В наш разговор вмешалась возмущенная Вика. Похоже, Боброву все-таки удалось ее угостить рюмкой коньяка, и девушка пошла в атаку: – Ты не представляешь, что я сегодня видела!
– Помолчи! Даже не хочу знать! – отрезала вдова. – Не место молодой девушке в подобном месте!
– Что же, позвольте откланяться. – Я совершенно не собирался вступать в битву с Еленой Константиновной. В битву, которую у женщин в принципе невозможно выиграть: на любой твой аргумент у них найдется сотня своих. – У меня завтра важная встреча с генерал-губернатором, надо выспаться.
Вот зря я отпустил кучера. Как сейчас добираться домой?
– С великим князем? – опешила вдова. – С Сергеем Александровичем?
– Ну, если у Москвы не появился новый градоначальник, – усмехнулся я. – Да, с ним.
Надо было видеть, как переменилась Елена Константиновна. Заулыбалась, позвала слугу принять у меня верхнюю одежду:
– Это же по поводу «Русского медика»? Нет, нет, Евгений, я не могу вас отпустить на ночь глядя, смотрите, какая вьюга на улице! Помните, как у Пушкина?
Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя; То как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя…Вика, глядя на маму, заулыбалась, я – тоже.
– Переночуете у нас! Я не приму отказа!
Пришлось разоблачаться, потом выслушивать восторги вдовы за ужином: вдруг и дочка оказалась у нее умницей, надеждой русской медицины, и я стал восходящей звездой всей отечественной науки. Еле дождался, когда нас отпустили по комнатам.
Придет или не придет? Вот вопрос, который меня волновал, пока я крутился на кровати в обнимку с горячей грелкой. В комнате было, мягко сказать, прохладно, и даже толстое одеяло не сильно согревало. А вот грелка была очень кстати, я даже мысленно поблагодарил вдову и примирился с ее непростым, вздорным характером.
Под эти мысли я почти провалился в сон. А в полночь, когда часы внизу пробили двенадцать раз, в комнату проскользнуло белое привидение. Это оказалась Вика в ночной сорочке.
– Только тихо! – прижала девушка палец к моим губам и залезла под одеяло. – Еле дождалась, пока маман и служанка заснут.
Я просунул руку под ночнушку, поцеловал Вику в шею. Дождался первого стона, двинул руку выше.
– Только тихо! – Следующий стон я погасил поцелуем в губы.
Утром встал рано, практически с рассветом. Перетряхнул перину, чтобы скрыть след от тела Вики. Потом быстро оделся, набросал записку с извинениями вдове. Метель на улице стихла, снег искрился под первыми лучами зимнего солнца. Город жил своей жизнью: дворники очищали мостовую, по улицам ехали крестьянские сани.
Дойдя до набережной Москва-реки, я поймал извозчика и уже к восьми утра был дома. На входе столкнулся с Кузнецовой. Марья Сергеевна, похоже, собралась на рынок, у ее ног стояла пустая корзина.
– Что это вы, Евгений Александрович, не ночуете у себя? – игриво спросило домохозяйка, поправляя на голове пуховую шаль.
– Да вот, задержался у коллеги. – Я почувствовал, как краснею. – Ночью метель была, не рискнул ехать.
Поклонился, проскользнул мимо улыбающейся женщины к лестнице. Похоже, Кузнецова все поняла, но надо отдать ей должное: промолчала. Только показала пальцем себе на шею.
Растолкав спящего Кузьму и велев ему делать завтрак, я подошел к зеркалу. Черт, а на шее-то засос! Ах, Вика, Вика… А ведь была такой стеснительной! Куда все это делось? Утром спешил, галстук не повязал, ворот рубахи, наоборот, опустил, вот и видно. Ну ничего, сейчас воротничок, согласно правилам, подниму, галстук повяжу, видно не будет.
Перекусив яичницей на скорую руку, я погрузился в составление прошения на имя генерал-губернатора. Расписал все плюсы существования скорой в городе, привел в пример опыт европейцев. Уже неделю как из общества Мунди пришел ответ, в нем директор венской подстанции по фамилии Штерн дал вполне внятную картину работы скорой, штатную структуру, даже расписал трудности, с которыми пришлось столкнуться. Это письмо я приложил к своему ходатайству. Сработает ли? Да бог его знает, в таких делах большую роль играет случайность: в каком настроении начальство, что нашептал секретарь, и так далее и тому подобное.
Закончив с документами, я оделся в лучший костюм Баталова, повязал широкий галстук. Сложил бумаги в красивую кожаную папку. После чего отправился к цирюльнику. Тот за тридцать копеек меня побрил, сбрызнул одеколоном.
Теперь – за Викторией. Вчера я обсудил с Еленой Константиновной свой план по выходу на генерал-губернатора, и она вчерне его одобрила. Мне на выставке нужна красивая спутница. Может, и не сам великий князь, но кто-то из свиты обратит внимание. Вика мне подходила на все сто процентов.