Столик с видом на трамвай (рассказы)
Шрифт:
– Желтые такие и почти без пятен.
– Значит, на ужин у нас будут бананы?
– В моем голосе светилась тихая радость, несмотря на то, что завтра предстояло бурное заседание кафедры и, честно говоря, мне было глубоко до лампочки меню ужина. Однако привычка держаться на людях заинтересованно и доброжелательно взяла свое, и я уточнил:- Желтые, без пятен?
– Да, желтые, без пятен!
– раздраженно сказала жена.- Только не у нас!
– Не у нас?
– переспросил я по-прежнему профессионально-доброжелательно.- А у кого же?
– У всех!
–
– Почему же это весь двор имеет бананы, а у нас их нет?
– по-прежнему мирно удивился я.
– Потому что ты слишком много мнишь о себе! Подумаешь, кандидат наук! Сейчас камень кинешь - в кандидата попадешь. А Петр Петрович один! Ты с ним даже не здороваешься! Он человек добрый, но ни разу не поздороваться - тут и добрый взбеленится.
– Кто такой Петр Петрович?
– искренне удивился я.
– Как?! Ты не знаешь Петра Петровича?!
– Представления не имею. Начальник торга?
– Ха! Начальник торга! Да он сам перед Петром Петровичем шапку снимает! Это же грузчик нашего овощного магазина! Немедленно ступай и поздоровайся с ним. Сегодня вечером обещали выбросить ананасы!
Я признаю только две инстанции: ректора и жену. С ними спорить бессмысленно и чревато неожиданными последствиями. Поэтому я оделся и, благодушно посмеиваясь (а на самом деле по душе, как по крыше, бродили мяукающие коты), отправился к овощному магазину.
Петра Петровича я узнал сразу. Несмотря на жару, он одет был в дорогую телогрейку из неизвестного меха, может быть, даже меха рыси. На голове грузчика красовалась белая фуражка с золотым якорьком. Седые бакенбарды и мощный живот, обтянутый тельняшкой, завершали сходство со старым морским волком. Ватага мелких обезличенных личностей в синих халатах разгружала с машины какие-то ящики, все в ярких наклейках, очевидно, ананасы. Грузчик-капитан руководил действиями обезличенных личностей едва заметными шевелениями бровей и толстых пальцев. На одном из пальцев сидел огромный золотой перстень и бил в глаза лазерным лучом, который испускал неизвестный драгоценный камень: может быть даже, это нежился в лучах солнца сам "Куллан-1".
– Здравствуйте, Петр Петрович,- сказал я. Грузчик-капитан даже не удостоил меня взглядом.
Лишь лазерный луч от камня полоснул меня по глазам.
– Давай, давай, чево рот раззявил!
– вдруг неожиданно тонким голосом закричал Петр Петрович на одну из замешкавшихся обезличенных личностей.
– Я живу в вашем дворе, Петр Петрович,- сказал я заискивающим, самому себе противным голосом.- Я по поводу ананасов... Говорят...
– Помогай!, - пропищал владелец, может быть, "Куллана-1". Движением фокусника он вытащил откуда-то из-за груды ящиков и бросил мне застиранный синий халат.- Получишь три кило вне очереди.
Я воровато оглянулся по сторонам. Знакомых не было. Вскочив в синий халат, я слился с обезличенными личностями.
...Через час я, гордо прижимая к груди два ананаса, прошествовал через весь двор. Сзади слышался завистливый шепот сидящих на скамейке старушек:
–
Зато жена обняла меня и заплакала.
– Ну и слава богу... Теперь и у нас все, как у людей.
Через неделю выбросили свежие болгарские помидоры. Поработав полтора часа на разгрузке, я получил аж пять килограммов самых отборных. Потом подоспели крымские яблоки... Все знакомые нам завидовали, а некоторые даже попытались, конечно, из корыстных соображений, стать нашими лучшими друзьями.
Постепенно я втянулся. В конце концов какая разница: прогуливать пса, большого бездельника и эгоиста, или разгружать ящики? Я похудел, на моих щеках заиграл южный румянец - наверно, отблеск золотых крымских яблок.
Теперь я запросто справлялся с сыном-восьмиклассником, когда дело доходило до особо критических ситуаций.
Одно только плохо: я пристрастился к "Портвейну-33". Но это еще научно не доказано, что вреднее для здоровья: свежий портвейн или коньяк "Одесса" пятнадцатилетней выдержки.
Петр Петрович ко мне благоволил, так как я лучше всех распознавал его шевеление бровей и пальцев (сказывалась научная степень). Нашего шефа раздражало во мне лишь одно: моя интеллигентная внешность (бородка, темные очки, пристрастие к лакированной обуви). Пришлось бородку сбрить, от очков отказаться, а лакированную обувь заменить на кеды.
– Вот ты, Мотя, ученый (меня зовут Матвеем Ивановичем),- говорил Петр Петрович, подвыпив "Портвейна-33",- а по жизненному уровню до меня не достигаешь.- Шеф распахивал свою телогрейку, может быть, из меха рыси и пускал по стенам солнечные зайчики бриллиантом, может быть, "Кулланом-1".- А все почему? Потому что ты хоть и ученый, а неграмотный. Сейчас надо быть при деле. Вот я, допустим, при деле. Я конкретное добро людям делаю. А ты ни при чем. Вот чем ты занимаешься?
– Микробов в микроскоп рассматриваю.
– Во!
– Шеф радостно поднимал вверх палец, возможно, с "Кулланом-1".- В том-то и дело. Ты их рассматриваешь, а я их ем! Вместе с ананасами, бананами и красной икрой! Сам ем и с друзьями делюсь! Посему выпьем за съедобных микробов!
Обезличенные личности почтительно смеялись, стараясь дышать в сторону "Портвейном-33", и закусывали импортными овощными микробами.
Однако вскоре шеф загрустил. Он стал менее интеллигентно руководить, то есть вместо шевеления бровями и пальцами злоупотреблял не очень культурными выражениями.
Влюбился? Неприятности с начальством? Ревизия? Мы перебрали все варианты, но ничего не подходило.
Однажды Петр Петрович во время разгрузки огурцов отвел меня в сторону и грустно сказал:
– Беда у меня, Мотя...
– Какая?
– испугался я.
– Понимаешь... все у меня есть.
– То есть?
– не понял я.
– Ну... все... Квартира, дача, машина, жен аж целых три... Ну, о жратве и говорить не буду... Получается, вроде бы и жить не для чего...
– Ну, ну, Петр Петрович,- подбодрил я шефа.- Жизнь прекрасна и удивительна.