Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность

Тарик Али

Мусульмане завоевали Индию. Они считали, что их религия намного превосходит идолопоклонство индуистов и буддистов. Основная масса индийских мусульман была тем не менее обращена в ислам: одни силой, другие — добровольно, в поисках спасения от безжалостной кастовой системы, особенно в Кашмире и Бенгалии. Таким образом, вопреки самому себе ислам в Индии, равно как в Азии, Китае и на Индонезийском архипелаге, подвергался влиянию местных религий. Мусульманским святым поклонялись так же, как индуистским богам. Святые и аскеты нашли свое место в индийском исламе. Пророка Мухаммеда стали считать святым. В Кашмире широко распространился буддизм, и буддистское поклонение реликвиям тоже перешло в ислам, так что сегодня Кашмир является обладателем одной из самых священных мусульманских реликвий — пряди волос пророка Мухаммеда. Коран отрекается от некромантии, чудес и знамений, но эти предрассудки и сейчас еще остаются важной принадлежностью субконтинентального ислама. У многих мусульманских политиков до сих пор есть любимые астрологи и предсказатели.

Мусульманский национализм в Индии был продуктом изменившегося соотношения сил: пока от рук британцев не пала империя Великих Моголов, мусульмане более пятисот лет составляли правящий класс, с исчезновением в Дели могольского двора и культуры, центром которой он являлся, они стали просто религиозным меньшинством, которое индуисты ставили ниже самой низшей касты. Решительный отказ от синтеза персидской и индийской культуры, который здесь сложился, сильно обеднил местное население — как писцов и поэтов, так и торговцев и ремесленников, которые процветали при мусульманских дворах. Поэт Акбар Аллахабади (1846–1921) стал глашатаем обездоленных мусульман Индии, заявив об упадке мусульманского сообщества:

Англичанин счастлив, он владеет аэропланом, Индус удовлетворен, он контролирует всю торговлю, А мы — пустые барабаны, питающиеся божьей милостью, Крошками от печенья и пеной от лимонада.

Разгневанные и озлобленные лидеры мусульман потребовали, чтобы верующие объявили Шейху Абдулле, «этому неверному», джихад и бойкотировали все, что с ним связано. Главным результатом всего этого стал почти необратимый спад уровня образования мусульман и интеллектуальной мусульманской жизни. В 1870-е годы Сиед Ахмад Хан, призывая к компромиссу, предупреждал мусульман, что их добровольная изоляция будет иметь ужасные экономические последствия. Надеясь убедить их оставить религиозные школы, где учеников заставляли заучивать наизусть Коран на языке, которого они не понимали, в 1875 году он основал в Алигархе мусульманский Англо-Восточный колледж, который стал прообразом мусульманского университета. Мужчин и женщин со всей Северной Индии посылали обучаться там на английском языке, а также на языке урду.

Именно в этом колледже в конце 1920-х годов был студентом Шейх Абдулла. Руководители колледжа не поощряли занятия мусульман политикой, но к тому времени, когда в Алигарх прибыл шейх Абдулла, студенты уже разделились на либеральный и консервативный лагеря, и избегать споров о религии, национализме и коммунизме стало трудно. Даже самые твердолобые из студентов — обычно выходцы из семей землевладельцев — принимали в них участие. Большинство мусульман-националистов из Алигархского университета тяготели к Индийскому национальному конгрессу, а не Мусульманской лиге, основанной Ага-ханом от имени вице-короля.

Чтобы продемонстрировать свою приверженность светской политике Шейх Абдулла пригласил в Кашмир Неру. Неру, предки которого были кашмирскими пандитами, привез с собой Абдул Гаффар-хана, получившего прозвище «Ганди границ». Все три лидера выступали страстно и красиво и умело использовали настроение взволнованных рабочих, интеллигенции, крестьян и женщин, собравшихся на митинг. Самое большое удовольствие визитерам, однако, доставляли праздные прогулки в старых садах эпохи Моголов. Неру, как и многие другие, внес свой вклад в описание красот кашмирской долины:

«Какова невыразимо прекрасная женщина, красота которой уже почти не принадлежит ей самой и не вызывает желания, таков был и Кашмир во всей своей женственной красоте — и реки, и долины, и озера, и полные грации деревья. Спустя некоторое время можно увидеть еще один аспект этой волшебной красоты, красоты мужественной — и крутых гор, и обрывов, и покрытых снегами пиков, и ледников, и мощных потоков, свирепо обрушивающихся на распростертую внизу долину. Эта красота имела сотни ликов и бесчисленное множество выражений; иногда эти лики улыбались, иногда были печальны и полны горечи… я наблюдал это зрелище, иногда само его очарование было почти непереносимо, и у меня замирало сердце… Мне казалось, что это как сон, как мечта, как надежды и желания, которые переполняют нас и так редко находят свое воплощение. Это было как мое возлюбленное лицо, которое видишь во сне и которое исчезает при пробуждении».

Шейх Абдулла обещал освобождение от правления махараджи и клялся провести земельную реформу. Неру проповедовал добродетели упорной борьбы против Британской империи и утверждал, что социальную реформу можно провести только после ухода британцев; Гаффар-хан рассуждал о необходимости борьбы масс и убеждал кашмирцев развеять свои страхи по ветру: «Вы, живущие в долинах, должны научиться подниматься на самые высокие вершины».

Неру знал, что им оказывают такое почтение главным образом потому, что с ними Абдулла. Теперь эти два человека были прочно соединены политической связью, независимо от их собственных политических взглядов. Абдулла был мусульманином скромного происхождения; его мировоззрение оставалось провинциальным, а политические взгляды в основном определялись отвращением к страданию и социальной несправедливости, и он сам это осознавал. Неру, учившийся в Хэрроу и Кембридже, как личность возвышенная, осознавал собственное интеллектуальное превосходство и редко был подвержен страху или зависти, но не выносил глупцов. Он был интернационалистом левого толка и убежденным антифашистом. Именно связи между этой парой оказались жизненно важными для Кашмира, когда в 1947 году субконтинент захлестнул сепаратизм.

В наследство от эпохи Великих Моголов мусульманам Индии, стремившимся компенсировать недостаток реальной власти, досталась привычка награждать своих лидеров забавными титулами, раздражающими последних. Так, Шейх Абдулла стал именоваться Шер-и-Кашмир («Лев Кашмира»), а его жена Акбар Джехан — Мадри-и-Мехарбан («Добрая мать»). «Лев» находился в зависимости от «Доброй матери», поскольку она производила впечатление на визитеров, принимала их во время частых отлучек супруга в тюрьму и давала мужу разумные политические советы. Акбар Джехан была дочерью владельца гостиниц австро-швейцарского происхождения по фамилии Неду и кашмирской молочницы. Семейство Неду прибыло в Индию в начале прошлого столетия и вложило свои сбережения в великолепную гостиницу «Неду» в Лахоре, позднее появились их гостиницы в Шринагаре и Пуне. Гарри Неду был бизнесменом, его братья — Уилли и Уолли — предпочли карьеру лакея и альфонса, а сестра Инид взяла на себя поставку продуктов, ее кондитерские изделия в принадлежавшем семейству лахорском отеле считались «не хуже европейских».

Гарри Неду в первый раз заметил Мир Ян, когда она принесла молоко на его дачу в Гульмарге. Он был сражен на месте, однако она-оказалась весьма недоверчивой. «Я, может быть, и бедная, — сказала она ему на той же неделе, — но я не продаюсь». Гарри поклялся, что у него самые серьезные намерения, что он любит ее и хочет на ней жениться. «В таком случае, — рассердившись, колко заявила она, — вы должны принять ислам. Я не могу выйти замуж за неверного». К ее изумлению, Гарри так и сделал, и в свое время у них появилось двенадцать детей (из которых выжили только пятеро). Воспитанная как истинная мусульманка, их дочь Акбар Джехан была пансионеркой в монастыре Иисуса и Марии на горном курорте Марри. Родители-нехристиане часто посылали своих дочерей в такие монастыри, потому что образование там давали хорошее, а порядки были строгие, хотя некоторые воспитатели предполагали, что тамошние пансионерки слишком много времени проводят в мечтах о Рудольфе Валентино.

В 1928 году, когда семнадцатилетняя Акбар Джехан закончила школу и вернулась в Лахор, в отеле «Неду» поселилось некое важное лицо из британской военной разведки. Полковник Т.Э. Лоуренс в головном уборе а-ля Валентино только что вернулся из Афганистана, где в течение нескольких изнурительных недель дестабилизировал радикальный, модернистский и антибританский режим Аманулла-хана. Маскируясь под странствующего арабского священника «Карам-шаха», Лоуренс развернул кампанию «черной пропаганды», направленной на разжигание религиозного пыла наиболее реакционных племен, и тем самым спровоцировал гражданскую войну. Его миссия была завершена, и он уехал в Лахор. Акбар Джехан, вероятно, встретилась с ним в гостинице своего отца. У них возникли отношения, которые вышли из-под контроля. Отец Акбар настаивал на немедленной свадьбе, что и было сделано. Через три месяца, в январе 1929 года, Аманулла-хан был свергнут, и его заменил пробританской правитель. 12 января консервативная газета «Сивил энд милитари газет» напечатала для сравнения профили Лоуренса и «Карам-шаха», чтобы доказать, что это якобы разные люди. Через несколько недель калькуттская газета «Либерти» сообщила, что «Карам-шах» — это, без сомнения, «британский шпион Лоуренс», и подробно описала его деятельность в Вазиристане на афганской границе. Лоуренса могли привлечь к ответственности, поэтому руководство приказало ему вернуться в Британию. «Карам-шаха» никто больше никогда не видел. Неду настаивал на разводе, и Лоуренс опять уступил. Через четыре года Шейх Абдулла и Акбар Джехан поженились в Шринагаре. Из ее предыдущего брака и развода никогда не делали секрета, скрывали только настоящее имя первого мужа. Теперь Акбар Джехан включилась в борьбу за Новый Кашмир. Она собирала деньги на постройку школ для бедных детей и поощряла образование взрослых людей; это было особенно важно в государстве, где население было поголовно неграмотно. Она поддерживала своего мужа и давала ему советы, предупреждая его, например, об опасности поддаться обаянию Неру и тем самым ослабить свое собственное положение в Кашмире.