Столыпин
Шрифт:
– Полы не выдержат такого еженедельного топота. Я с каменщиками спускался в подвалы, там трещины поперечные пошли. Хотя дом, шановный Петр Аркадьевич, и не стар. При моем отце строился. С чего ему оседать?
– Может, неманские воды подходят?
– Не, Петр Аркадьевич. Прежний хозяин был не охоч до балов, все больше за карточным столом просиживал, должной крепости половым балкам не дал. Скоро ремонтировать…
– …или строить давно задуманный Народный дом, – подоспела в гостиную Ольга.
Он отослал тогда управителя, а сам уселся с советчицей на диван – и молча задумался…
Легко говорить: народный дом! Мазурка! Но все это
С чего же?
Что грошики-хорошики дает. Истинно так.
Вот так и вышло: молодой, да ранний, предводитель ковенского дворянства подбросил местным полусонным сомам наживку: кооперацию. Опять же ни словом не оговорившись, что в нее войдут и крестьяне.
Чудную силу имеют незнакомые слова! Назови по-русски: складчина, назови по-белорусски: толока, да хоть и по-польски: маёнтность, союз маёнтко-хозяева, – ни черта бы не вышло! Ученое же слово польстило панам; вроде как в перекор саратовским или тульским дворянчикам. Да если еще объяснить: не гонять же лошадей в польскую Мазовщину или в немецкую Пруссию с каждым-то фунтом масла да мяса? С единых складов да единым обозом гораздо выгоднее. А выгоду здесь ценить умели. После нескольких удачных выходов за пределы своего уезда, да и своей губернии, соседи уже глубокомысленно повторяли:
– Да-а, кооперация…
– Все мясное и молочное даром пропадало… Разве наше брюхо все может вместить?
– Можливо, и вместит, паны-добродеи, да кунтуш куплять трэба? Кобете своей – шифон-газон?..
Что хорошо – расходы невелики. Наколи по ледоходу неманского льду, набей им полные ледники-подвалы – целое лето торговать будешь. На живые-то гроши!
Конечно, не сам же пан потащится с обозом и не штабс-капитан – слава богу, немало тут было разорившихся шляхтичей. Туда им и дорога. Дальняя! Денежная!
Сунулись было на новое дело местные евреи-перекупщики. Да им вовремя черту оседлости указали: куда вам, с вашими-то носами, соваться? Ведь и в другую сторону, к Петербургу да прочим голодным городишкам, ходкие дорожки проторили. Вскоре молодые да смышленые крестьянские сынки подключились. У них-то черты оседлости не было. А воровать еще не научились. Будут стараться? Будут. Смотрите, шановные панове, у них даже лучше получается, чем у голоштанных шляхтичей! На выгоду, на выгоду ковенский предводитель нажимал. Кто устоит против этого?
Еще, еще наживу.
Он вроде бы в крестьянские дела не вникал, помещикам-соседям наживку бросал. Многие ли из них могут содержать круглый год весь сельскохозяйственный инвентарь? Дорогой немецкий плуг не больше месяца в году пашет; сеялка-веялка и того меньше. Сам Бог велел – в складчину к более богатым соседям идти. Фанаберия фанаберией, а ведь в несколько раз дешевле. Да и не ржавеет под открытым небом дорогое заграничное железо. Так родилась мысль о постройке общего склада сельскохозяйственных орудий. Что плуги? Уже паровые молотилки в моду пошли, а цена, цена им!.. Только двое-трое из всего уезда и могли позволить себе такую роскошь. Не нужна и целая орда батраков; молотильня выпотрошит все зернышко за считаную неделю. А дальше куда ее?..
Вроде бы очевидная выгода – складываться на общую молотильню, но грошики?
Не женское, не барское это дело – молотьбой красоваться. Но Ольга-то, Ольга, – сама предводительница! Без мужа, вроде бы тайком, на чаек в молотильный сарай подруг приглашает. Само собой, стол в сторонке, чтобы пыль не донимала, под белой скатертью, и сервировка отменная… и возгласы дам отменно экзальтированные:
– Матка Боска! Пять человек делают то, что и три десятка хлопов у моего муженька не справляют!
– Дорогая Катрина, у моего лайдака до сих пор в риге рожь гниет, все разбросано, а наймиты разбежались. Скуповато платит мой пьянчужка…
– Ах, Данута, наше ли это дело – рожь молотить?.. Лучше уж своего бездельника подушкой домолачивать!..
Разговоры эти никогда не иссякают. Не пахота – так сев. Не сев – так молотьба…
Вовсе без хитрости, а по любви берет Ольга за плечико Дануту:
– Милая Даня! Я вот тоже в своего Петра запущу подушкой… Дело ли тебя нервировать? Пускай он велит запрячь пару быков да перетащить молотилку в вашу ригу… как твой-то после гульбы очнется – рожь уже в обмолоте, и у тебя, моя милая, улыбка во все личико. Не хмурьтесь, кветки-кобетки, а пойдем лучше настоящие кветики по бережку собирать.
Благодатный ли Неман, Нямунас ли – он все слышал, он все знал. Пока цветики-кветики собирали, люди находчивого предводителя уже домолачивали злополучную рожь. И всего-то за неполный день. Еще муженек озабоченной Дануты отсыпался – с ночи да к очередному вечеру, – рожь-то уже под лопатами собственных батраков сеялась-веялась. Как бы невзначай и предводитель мимо проезжал на легонькой одноконной седейке; когда-то самую быструю почту из Петербурга в Москву на таких перекладных седейках гоняли. Сейчас уж почтовые вагоны ходят, седейка предводителя, пожалуй, для форсу – и без кучера, и лихо очень! Как раз в нужное время поспеешь.
– А что, Вацлав? Лопатами тебе эту рожь и до второго заговенья не перевеять. У меня веялка-то все равно без дела стоит. Давай большую сеновозную телегу, мои люди погрузят, вместе с моим же механиком. – И не слушая стыдливых отказов, уже решительнее: – Чего услугами считаться? В следующий раз ты мне услужишь.
Всего в один год склад сельскохозяйственного инвентаря под гонтовую – не под черепичную же? – общую крышу встал. И плужики, и сеялки-веялки, и немецкие паровики под брезентом до нужного часа встали. Завести их – дело нанятых механиков, а выставить угощение – дело хозяина, у кого молотили.