Стоп-кран
Шрифт:
– Погоди, погоди, – бормотал вконец растерянный Командир. Он, похоже, не ориентировался ни в пространстве, ни во времени. – Какие мозги? Что ты несешь? У меня нет никаких мозгов…
Последняя реплика весьма понравилась среднему лицу.
Мы их станем называть так, как и ранее: среднее лицо, правое и левое. Ибо, как и ранее, они были одним Лицом – Единым в Трех Лицах. Уже упоминавшийся здесь библейский «эффект Троицы».
– Искреннее и важное признание, – задушевно сказало среднее лицо. – Другого я и не ждал. А вы? – обратился он к партнерам.
– Никогда! – сказало левое лицо.
– Всегда! – сказало правое лицо.
– Согласен, – отечески кивнуло среднее лицо. – Так, может, он еще не потерян для нас, а?..
Правое лицо с сомнением молчало. Левое тоже не спешило высказаться.
– К чему он у нас присужден? – поинтересовалось среднее лицо.
Правое лицо подняло руку, требовательно пошевелило пальцами, и в них немедля оказалась толстая папка с надписью «ДЪЛО» (через «ять»). Такая же, мы помним, и на Кима была составлена. Правое лицо нежно уложило перед средним. Среднее подуло на нее, странички мягко зашелестели, сами собой переворачивались, послушно останавливаясь, где надо.
– Особая мера пресечения, – сказало среднее лицо. – Пожизненное заключение с постепенным изменением режимов.
– Это как? – спросил Петр Иванович. То ли Кима спросил, то ли членов президиума. Поскольку члены молчали, ответил Ким:
– Это просто, Иваныч. Пожизненное – значит, до гроба. Всю жизнь будешь Светлое Будущее ваять. Ну и расти постепенно. Как они говорят, режим менять.
– Что значит «режим»?
– Ранг. Звание. Должность. Сейчас ты просто Командир, а станешь Самым Большим Командиром.
– Пра-авда? – протянул Командир. – А как же теперь?..
– Теперь надо думать, – веско сказало среднее лицо. – Вы совершили преступление. Вы связались с осужденным по другой статье и вступили с ним в сговор.
– В какой сговор? Ни в какой сговор я не вступал.
– А кто ему помог бежать?
– Так ведь напали…
– Не напали, а пришли зафиксировать. По приказу.
– Я же не знал. Надо было предъявить приказ.
– Вы – Командир. Вы обязаны предугадывать любой приказ свыше.
– Ну, знаете ли, я не провидец…
Ким с любопытством слушал диалог, сам в него не вмешивался. Неожиданная радость: Петр Иванович медленно, но верно приходил в себя. Он уже не трясся осиновым листком, не млел под взглядами Больших Начальников, он уже потихоньку начинал отстаивать собственное право на поступок.
– Осужденный быть Командиром должен обладать даром провидца. Это позволит ему не ошибаться в своих командах.
– Ну, нет, – не согласился Петр Иванович, – плох тот Командир, который никогда не ошибается. Это значит, что он ошибается, но делает вид, что не ошибается. И других заставляет.
Не очень складно по форме, зато верно по сути, отметил про себя Ким.
– Вы признаете право Командира на ошибку? – в голосе среднего лица слышалась патетически поставленная угроза.
Но Петр Иванович ее не уловил.
– Ясное дело, признаю, – сказал он. – А ребята на что? Чуть что не так
– поправят.
– Печально, – печально констатировало среднее лицо. – Положение, видимо, безнадежно. Не так ли, господа?
– Так ли, – сказало правое лицо.
– Увы, – сказало левое лицо.
– И каков же вывод? – спросило среднее и само ответило: – Придется менять меру пресечения… Какие будут предложения?
– Пустите его на свободу, – засмеялся Ким. Ему нравилась мизансцена. Ему нравился диалог – легкий, лаконичный, точный, нравились дурацкие персонажи. Он даже к нелепой декорации привык. – Пустите, пустите. Он на свободе одичает и погибнет.
Но Един в Трех Лицах его не слушал. (Или, вернее, не слушали?..) Лицо советовалось внутри себя.
– Расстрелять? – спросило правое.
– Круто, – поморщилось левое. – Все-таки бывший наш.
– Не был я ваш, извините, – быстро вставил Петр Иванович, напряженно вникающий в ход обсуждения, не без волнения ожидающий решения, но собственного достоинства при этом терять не желающий. – Свой я был, свой.
– Тем более, – сказало правое лицо.
– А что? – вопросило среднее лицо. – Рас-стре-лять?.. В этом что-то есть… Круто, конечно, вы правы, но каков выход? Кассировать по состоянию здоровья? Рано, молод. На дипломатическую отбывку срока? Не заслужил. Перемена статьи?..
– Точно! – утвердило левое лицо. – Перемена. Пожизненное, но – без изменения режима!
Лица понимающе переглянулись.
– Хорошо, – легко улыбнулось среднее лицо. И в тех же скупых пропорциях расцвели улыбки на лицах левом и правом. – Утверждаем. Приговор окончательный и никакому вздорному обжалованию не подлежит.
– Ну, дали! – возликовал Ким, вмазал Петру Ивановичу по широкой спине.
– Ну, забой! Ну, улет!.. Ты хоть понял, Иваныч? Они тебе пожизненное впаяли. И – по нулям. Как был простым Командиром, так простым и помрешь. Плакали твои лампасы.
Петр Иванович на приговор реагировал достойно. Петр Иванович не зарыдал, в ноги членам президиума не кинулся. Петр Иванович достал из кармана клетчатый носовой платок, трубно высморкался, аккуратно сложил его и только после этого процесса очищения заявил:
– Во-первых, плевал я на лампасы. А во-вторых, еще поглядим, кто в них щеголять станет… Пошли отсюда, Ким, – и потянул Кима за карман джинсов.
Не тут-то было.
– Стоять! – громогласно воскликнуло среднее лицо. – Еще не все!