Шрифт:
Глава 1
– Алик, ты чего?!
Кажется, моё выражение лица её немного пугает.
– Все нормально, – говорю. – Радуюсь просто… За тебя… За нас… Сильно радуюсь.
– Ты просто так побледнел, – говорит она, – я подумала, что тебе нехорошо.
– Устал просто, – отнекиваюсь я, – столько впечатлений за день. Всё таки я не совсем здоров пока.
– Может я тогда пойду? – проявляет Лида удивительную тактичность.
А, нет, всё в порядке. Я уж думал, поменялось что-то и Лиходеева и правда заботливой и внимательной стала. А она уже ухватила журнал цепкой лапкой и пятится к двери. Хвастаться.
Понятное дело, ей сейчас от восторга на месте не сидится. Ещё чуть-чуть, и она скроется за дверью, унося с собой пока загадочное, но, судя по всему, крайне неприятное явление. Иначе с чего под фото чужая фамилия?
Орлович… Орлович… Вертится в голове что-то знакомое, но в голову приходит только фильм «Покровские ворота». И всё же, где-то я эту фамилию слышал. Разобраться бы сейчас со всем не спеша, но для этого нужно не выпускать из палаты Лиду вместе с журналом.
Не пройдёт и часа, как каждая собака в Берёзове будет знать про Лидкин триумф и мой конфуз. Иначе ведь чужую подпись под фото не назовёшь, правда?
В совпадения, и в то, что мою работу с кем-то перепутали, я не верю. Ни в какие журналы я снимки не посылал. Зато именно к нему проявлял нездоровое любопытство товарищ Комаров.
Сажусь на кровати и чувствую, что меня мутит от противной слабости и комок подкатывает к горлу. Как не вовремя я в больнице оказался. Хотя, что сказать. Такие ситуации вообще бывают вовремя?
– Лида, – говорю, – не спеши. Фото на обложке, это, конечно, здорово. Но надо разобраться, может к нему ещё что-то полезное прилагается? Может оно конкурс какой-то выиграло, и нас в столицу пригласят?
Лиходеева топчется у входа, но журавль в небе побеждает синицу в её руках. Она нетерпеливо протягивает мне журнал и усаживается на соседнюю койку.
Объяснение находится на двенадцатой странице. Там статья на целый разворот о всесоюзном конкурсе фотопортретов «Любовь, Комсомол и весна».
Свои работы на него массово присылают мастера со всей необъятной страны. А мою «Комсомолку» поставили на обложку, как одного из конкурсных «фаворитов», наиболее удачно раскрывающего жанр. Или уже не совсем мою, тут уж как поглядеть.
Разглядываю примеры остальных конкурсантов, представленные куда в более скромном формате, у кого на половину, а у кого и на четверть странички и вспоминаю наконец, кто такой Орлович.
Домашний халат, мягкие тапочки, черная шкиперская бородка. Фотограф, которого мне посоветовал товарищ из Белоколодицкого обкома. Большой специалист по широкоугольным объективам и вообще по-всему на свете.
Становится понятно, откуда у него взялись мои фотографии. Вспоминаю свой разговор с Молчановым, когда меня зазывали работать в «районку». Тогда товарищ, с лицом усталого верблюда тоже присутствовал. Мог он отправить снимки знакомому, чтобы тот высказал своё мнение? Скорее всего так и сделал.
Тогда это плагиат, причем наглый, хамский. Орлович послал работу на конкурс, а Комаров забрал у меня плёнки, чтобы я не мог подтвердить своё авторство.
Фото и правда получилось исключительным. Никто из тех, кто его видел, не оставался равнодушным, Подосинкина даже сцену закатила, прямо в райкоме партии.
Магия момента. Свет, туман и юная красота Лидки Лиходеевой создали нетленку. Ну и я руку приложил немного.
Не удивительно, что Орлович её заметил. Решил, так сказать, дать дорогу шедевру. Какая разница, под чьим именем? Что это вообще за пошлое мещанское собственничество! Гордился бы, что твою работу видит вся страна.
Почему-то эта тирада озвучилась у меня в голове голосом товарища Комарова. С укоризненными такими интонациями.
– Ну чего там? – спрашивает Лидка.
– Фото твоё в конкурсе участвует, – говорю, ни капли не соврав, – претендует на победу. А мне теперь срочно надо к Молчанову попасть.
– Зачем? – не понимает она такого резкого поворота мысли.
– Как зачем?! – удивляюсь. – Не понятно, разве? Это же для района почет какой! Может нас в Москву с тобой отправят. На награждение.
– Ох, – Лидка прижимает кулачки к груди.
Сочиняю безбожно, потому что Лидка сейчас мой единственный союзник. Мне действительно к Молчанову надо срочно. Не верю я, что он в это дело замешан, не его это масштаб. Это всё равно, что мелочь по карманам тырить, что ли.
Махнуть прямо сейчас через окошко, прямо в больничной пижаме? Меня в таком виде к первому секретарю не пустит никто. Та же секретарша Светлана костьми ляжет на пути к начальству. Моя одёжка или в больничном хранилище лежит, или у … в вещдоках. И там и там – всё равно, что на Луне. Да и состояние у меня, как в старом фильме про доктора Айболита: «А если я не дойду… А если в пути упаду…».
– Никому ни слова, – говорю Лидке, – пока вопрос не решится.
Та решительно кивает. В её глазах уже светят маняще Кремлёвские звёзды.
После вечернего обхода больница затихает. Следующую волну оживления принесёт ужин, но до него еще часа два. Приподнимаю щеколду и даже не выпрыгиываю, а перекидываю непослушное тело через подоконник.
– Аккуратно! – слышится громкий шёпот. – Ничего себе, ты Алик отъелся!
Лиходеева не только не отпрыгивает в сторону, но наоборот принимает на себя удар, смягчая мне падение. И ничего не отъелся, на самом деле. Это мышцы всё, регулярные физические нагрузки и правильное питание.
Больницу окружают кусты сирени, буйные и раскидистые. Весной здесь красиво, наверное. А сейчас они создают необходимый нам интим.
– Принесла?
– Вот держи.
– Отвернись, – зачем-то прошу я.
Стесняюсь, наверное, не вида, а своей неуклюжести. От каждого резкого движения в голове возникает дурацкая лёгкость, словно она хочет изобразить воздушный шарик и улететь куда то вверх. Так что двигаюсь медленно и кособоко, как краб.
– Чего я там не видела, – совсем неоригинально заявляет Лида, – дурак, дай, я тебе помогу.