Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 3
Шрифт:
– Не говорил, – мотаю головой, – путаете вы что-то. Мог сказать, что не помню. А тут представил этого, – показываю на Серёгу, – на месте нападавшего, и вижу, что не стыкуется картинка.
– Ты внимательнее посмотри, Алик, – расстраивается оставшийся в дверях Коля, – Всё же одно к одному складывается. Из лагеря он ушёл, до утра его не видел никто. И нож при нём нашли, и на том следы крови обнаружились.
Каким бы хорошим человеком не был милиционер, а дело для него важней всего.
Вот и Грибов Николая даже не пытается остановить, чтобы тот мои мысли в верном направлении подтолкнул.
– Моей крови? – спрашиваю, – уже экспертизу сделали?
Понятно, что не сделали. Для этого надо материалы в область отправлять, вряд ли здесь что-то подобное делают. Даже если так, сверят, скорее всего, группу крови, не будет никто из за такой мелочи с ДНК заморачиваться. Но и с этим возиться никому неохота, ведь существует чистосердечное признание – «царица всех доказательств», как повторял товарищ Вышинский.
– Чьей же ещё? – озвучивает Коля.
– Да не трогал я его! – взрывается Серёга, – не видел даже! На хрен он сдался мне, фотограф ваш!
– А где был? – терпеливо спрашивает Грибов.
– Не скажу, – бурчит «старшак».
Детский сад, штаны на лямках. Однако если у товарища окровавленный нож присутствует, то может и не зря он не желает своими ночными похождениями делиться?
– Почему не скажешь?
– Да не помню я! – взрывается Серёга, – пьяный был, по лесу ходил, потом вернулся и спать лёг.
– Как же вы мне надоели, – вздыхает Грибов, – один «не видел», другой «не помнит». Ладно, Ветров, езжай домой.
– А с ним что? – киваю на «старшака».
– Это уже не твоя печаль, – немного мстительно заявляет Грибов, – будем экспертизу ждать. Может неделю, а может и больше. У нас тут КПЗ уютная, на кровати хоть выспится, а не в палатке.
Домой нас отвозит тот же старлей, по-прежнему не сказавший за всю дорогу ни слова. Уже у машины, застав Николая наедине, прошу его зайти с утра перед работой.
Дури в Серёге предостаточно, но в милиции он по моей вине оказался. Не вздумай я играть в благородство и выгораживать Копчёного, никаких вопросов к «старшаку» не появилось бы.
– Алик, – спрашивает мама, когда мы возвращаемся домой – ты уверен, что это не тот человек?
– Уверен, – говорю.
– А почему ты с ним дрался? – не отстаёт она.
– Из за девушки, – отвечаю, – приревновал он некстати, вот и полез. Но всё не всерьёз было, и разняли нас быстро.
– Жаль, – удивляет меня мама.
– Почему, жаль?
– Потому что теперь опять непонятно, кто на тебя напал, – она берёт меня за руку, и я вижу в глазах слёзы, – я очень-очень испугалась, когда всё это произошло. А вдруг, это случится снова?
– Не случится, мама, – обещаю я, сам в подобном совсем не уверенный.
Говорят, ложь во спасение – святая ложь.
– Коль, да не мог это быть студент! – в который раз объясняю я.
– С тобой дрался, – Николай загибает пальцы, – отомстить обещал, нож нашли и ещё кровь на одежде! Между прочим, это я Игнатичу подсказал, в каком направлении искать, – хвастается он.
– Тот, кто напал, у дома меня ждал, – привожу я единственный аргумент, до которого вчера додумался. – Знал этот Серёга, где мой дом? Не знал!
– Может, сказал кто, – чешет репу Степанов.
Ему очень не хочется отказываться от версии, которую сам же и выдвинул.
– Кто? – говорю, – девчонки не знали, даже Надя не знала. Их главный археолог тоже. Не пошёл же он ночью по домам спрашивать: «Тут фотограф живёт из районной газеты? Я его рэзать буду!» – голосом изображаю лихого джигита.
– Заранее узнал, – не сдаётся он.
– Тогда это уже не спонтанное нападение, а с предварительной подготовкой и прямым умыслом, – говорю, – а ты рассказывал, что он внезапно, посреди пьянки в лес ушёл.
– Так и было, – отвечает Николай.
– Ну-ка расскажи мне поподробнее.
– Не положено, – хмурится он.
– Не положено невинного человека в КПЗ «прессовать», – говорю ему. – Ну, же. Друзья мы, или нет? Я, в конце концов, лицо заинтересованное. Это меня резали, а не кого-то там постороннего.
– Ладно, – сдаётся Коля, – слушай.
Идею, о том, что виновным может быть Серёга, начальству подкинул Николай. Он сам был свидетелем ситуации на пикнике, и предположил, что тот может задумать месть.
А дальше, одно к одному. Ночью «старшака» в лагере не было, это подтвердили свидетели, а в его палатке, которую обыскали без всяких санкций «по горячим следам», обнаружили рубаху в бурых пятнах и перочинный нож с аналогичными следами. Так, Серёга и превратился в главного подозреваемого.
– Коля, – прошу его, – ты транспорт раздобыть можешь? Надо к археологам съездить. На мопеде я, боюсь, не удержусь пока.
– Зачем, – упирается младший лейтенант.
– Ну, хотя бы затем, чтобы с человека подозрения снять, – говорю, – как тебе такая причина?
Николай подкатывает ко мне через полчаса на шикарном мотоцикле с коляской, выкрашенном в жёлто-синие «милицейские» цвета.
– Урал! – хвастается Степанов, – садись в люльку, раненый. Я у начальства до обеда отпросился, так что давай поспешать.