Стоп. Снято! Фотограф СССР
Шрифт:
— Ребята, а вы с какой целью это делаете?
— Лабораторию освобождаем, — говорю, — я работать в ней буду. Я ваш новый фотограф Альберт Ветров.
— Дождались! — на лице старика появляется улыбка, словно я святой Моисей, и сейчас накормлю его манной небесной, — радость, то какая! А уж Мариночка как обрадуется! Уколов! Алексей! Специальный корреспондент!
Он хватает мою руку и трясёт ей дергая вниз, словно проверяя, прочно ли она приделана к плечу.
— Альберт Ветров, — говорю, — а это мой друг, Евгений, помогает он мне.
— Какое в моём возрасте отчество? — смеётся Уколов. — Ниночка, посмотри! У нас наконец-то будет фотограф!
Пышная дама в чересчур тесном для её фигуры летнем платье и с томным взглядом останавливается и вступает в беседу.
— Нинель, — представляется она, — поэтесса. Ну и так… пишу разное…
На лице Нинели отражается страдание, с каким ей приходится писать всю районно-газетную муть.
— Видали мы уже фотографов! — на шум на крыльце появляется "Эскобар". Последный у меня портсигар спёр. И десять рублей не вернул, которые до получки занимал.
— Вас как не послушать, Иван Петрович, вы всё о деньгах переживаете, — Нинель строит глазки сразу всем присутствующим мужчинам, включая безмолвного Женьку. — нет бы о вечном.
— Вечный портсигар был! — подхватывает "Эскобар", — дедов еще.
— А ты Нинель, я погляжу, бессеребряница, — вступает новая участница, приземистая тётка, которой больше подошло бы стоять в столовой на раздаче. — А как гонорар за сборник получила, хоть бы тортик принесла!
Из большой холщовой сумки у тётки торчит незаконченное вязание, и вкусно пахнет пирожками.
— Альберт Ветров, — представляюсь ей.
— Вижу, — вздыхает она. — худющий какой. Кожа, да кости!
— Бегите от неё, молодой человек, а то она вас закормит! — хихикает вертлявая девица в модных джинсах-клёш.
Из двери выглядывает Подосинкина. Видит происходящее и, конечно, сразу находит виноватого.
— Ветров! — выдаёт она, — что за балаган вы здесь устроили?!
Вспугнутые, но вовсе не обеспокоенные сотрудники редакции втягиваются внутрь помещения. Судя по тому, что время движется к полудню, трудовая дисциплина в редакции хромает.
Марина тащит всё на собственных плечах. Насмотрелся я в жизни на таких энтузиасток. Загонит себя. А загнаных лошадей, как известно, пристреливают.
Лишившись помех мы с Женькой быстро завершаем уборку. Сломаную машинку и плакат "Партия — наш рулевой" я сгружаю у Подосинкиной в кабинете, и успеваю сбежать под её возмущённые крики. Пускай сама с этим разбирается.
Закончив, я нахожу в редакции ведро и тряпку, и сам тщательно мою пол. Уже воспринимаю лабораторию, как своё пространство, а я люблю чистоту. Вдоль одной из стен устанавливаем три самых крепких стола. Еще я оставляю себе пару стульев, которые смогу починить в ближайшем будущем.
Всё, что невозможно наладить или что не несёт политического подтекста складируем на улице. Никакой фотоаппаратуры я в комнате не нахожу. Честно говоря, после вчерашних слов Подосинкиной особо и не надеюсь. Поэтому, сразу после уборки закрываю лабораторию, вешаю ключ на гвоздик и отправляюсь в райком.
Как завещал советский классик: "куй железо не отходя от кассы". Моя сегодняшняя жертва — товарищ Комаров. Вчера на встрече я совсем не зря "засветил" чеки на оборудование.
Приятно, конечно, иметь собственные вещи. Только зачем, если работать мне предстоит в газете? Не разрываться же между двумя фотолабораториями, служебной и домашней. Значит, потраченные средства можно вернуть.
"Ответственного товарища" еще нет на месте. Обедает, наверное. Сажусь на подоконник и любуюсь на двор райкома. К заднему крыльцу здания как раз подкатывает процессия. Белая "двадцать первая" Волга увита разноцветными лентами. На капоте, верхом на знаменитом олене усажен пупс, а к крыше примотаны золочёные кольца. Сзади притормаживают такие же нарядные "копейка" и 402-й Москвич.
Из Москвича, опережая всех выскакивает баянист.
"Виновата ли я… виновата ли я…" — весело рассыпается по округе. Из Волги вылезают "брачующиеся". Жених худой и лопоухий. Невеста почти в три раза больше его. С точки зрения местных парню повезло. Любят здесь крупных и пышных. Считается, что они добрые и работящие.
Подосинкина здесь на общем фоне выглядит "трепетной ланью". А Лидка… та вообще существо другой породы. И, уверен, что в Берёзове не задержится.
Новобрачные скрываются в здании. Эх, живые деньги мимо едут! Законная статья фотографического дохода. Ничего, перевернётся и на моей улице грузовик с невестами.
Товарищ Комаров с кислой миной и в отвратительного цвета костюме появляется из за угла. Видя меня, он притормаживает, словно надеется свернуть и смыться.
— Доброе утро! — радостно спешу к нему. — А я решил к вам заскочить, пока, значит дела не захлестнули…
— Что тебе? — бурчит он, вращая ключ в двери.
— Как что? — изумляюсь, — вчера же шел разговор про укрепление материально-технической базы редакции районной газеты. Я не только готов в этом деле помочь. Всё уже сделано! Надо только чеки по бухгалтерии провести.
— Задним числом? — кривится Комаров.
— Перед Сергеем Владмировичем МЫ, — выделяю это слово, — задним числом отчитались. Он вас даже похвалил, если не ошибаюсь.
— Что за чеки? — даёт он слабину.
— Фотоувеличитель и экспонометр, совершенно необходимые в работе вещи, — говорю. — Еще будет нужна сама фотокамера. Ну и так, по мелочи… кюветы… реактивы…
Ничего удивительного в моих действиях нет. Это в будущем районные областные и прочие печатные издания станут отдельными предприятиями, с весьма чахлыми бюджетами. А пока это гордый рупор районного комитета КПСС, и финансируется на средства партии.