Stories, или Истории, которые мы можем рассказать
Шрифт:
— Не так это просто. — Леон попятился к двери.
— Почему же?
— Я не разговариваю с отцом.
На мгновение в кабинете воцарилась тишина. Леон поймал взгляд Рэя и отвел глаза.
— О, — сказал Уайт. — Ну ясно.
Леон вышел и закрыл за собой дверь. Рэй вдруг ощутил на себе взгляд редактора. — Итак. Сможешь найти нам Джона Леннона?
Рэй почувствовал, как на его лице выступают капли пота.
— Найти Леннона? Кому мне звонить? Как я его найду?
Уайт усмехнулся.
— Никому звонить не надо. Некому звонить! Ни пресс-атташе,
Рэю столько всего хотелось сказать Джону Леннону, что он сомневался, сможет ли вообще хоть слово произнести. Даже если ему и удастся отыскать его среди десяти миллионов душ в лучах заката.
— Не знаю, — честно ответил он.
— Если найдешь его, — у редактора участилось дыхание, его инстинкты проснулись, — мы поместим его на обложку. Эксклюзивный репортаж — интервью с Джоном!
— А как же фото?
— Зачем нам Леннон в таком виде, как сейчас? — Уайт был явно раздражен. — Ему уже под сорок! Нет, возьмем старый снимок из архивов. Леннон в Гамбурге — в кожаной куртке, коротковолосый, худощавый и бледный. Знаешь, как это будет смотреться?
Рэй задумался.
— Как… сейчас.
— Именно! Как в семьдесят седьмом! В точности одна тысяча девятьсот семьдесят седьмой год. Битлы в Гамбурге — это же практически сегодняшний день! Они тогда набирали обороты, знаешь? У меня до сих пор перед глазами обложка газеты: «Очередной подросток в кожаной куртке на пути бог знает куда…»
— Но Леон же сказал, что он завтра уезжает!
Уайт ударил кулаком по столу.
— Брось, Рэй. Ты журналист или фанат сопливый?
Рэй не мог ответить на данный вопрос так сразу.
Он понятия не имел, настоящий ли он журналист и станет ли когда-нибудь таковым. Как это определить? Он и не подозревал, что любовь к музыке выльется в штатную работу. Рэй был подростком, который писал о музыке просто потому, что это было интереснее, чем разносить газеты, да и грузчикам в супермаркетах бесплатные пластинки не давали.
— Я не знаю, кто я.
Но Уайт уже не слушал. Его взгляд был устремлен к выходу из кабинета. По другую сторону стеклянной двери его ждали люди в костюмах. Люди с верхних этажей, управленцы, старые морщинистые козлы в гатстуках, которые годились Рэю в отцы. Время от времени Уайту приходилось улаживать с ними некоторые вопросы. Однажды уборщица нашла мусорную корзину, полную окурков от косяков, и внезапно набежали люди в костюмах — все на грани инфаркта. Но Уайт все уладит. Он был великим редактором. Рэю не хотелось подводить его.
— Я сделаю все, что в моих силах. Но я не знаю, кто я — настоящий журналист или просто человек, который любит музыку.
Кевин Уайт поднялся. Наступато время очной ставки с людьми в костюмах.
— Тебе лучше поскорей это выяснить, — произнес он. Леон ушел. Терри сидел на столе, болтая ногами и листая газету, которую Мисти вручила ему в аэропорту.
— Вот что тебе нужно, Рэй, — сказал он. — Слушай! «Новинка! Жилет Гринго. Надень настоящий жилет Гринго — в новом стиле». Тебе пойдет!
Рэй рухнул на стул и уставился в пространство прямо перед собой. Терри не обратил внимания на то, в каком состоянии его друг. Он не уставал удивляться тому, что объявления в «Газете» всегда ровно на год отставали от жизни. Подростки на улице пытались быть похожими на Джонни Роттена, а модели на рекламных страницах все еще напоминали Джейсона Кинга.
«Хлопковые штаны клеш — пока еще только lb2.80… Мокасины — с одним слоем длинной бахромы по верху или тремя прикольными слоями».
Согласно объявлениям, читатели «Газеты» до сих пор носили то же самое, что и все последние десять лет, — джинсы клеш, вязаные пальто, одежду из сетчатой ткани и, однажды и навсегда, футболки со слоганами. Иногда казалось, что без футболок с веселыми слоганами «Газеты» просто не существовало бы.
Я ЗАДУШИЛ ЛИНДУ ЛАВЛЕЙС. ЛОЖИСЬ, МНЕ КАЖЕТСЯ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. СЕКСАПИЛЬНОСТЬ — РАЗДАВАЙ ЩЕДРО. И безвременная классика: две утки-мультяшки, совокупляющиеся в полете, он явно удовлетворен, она — встревожена.
Терри с улыбкой откинулся, оперевшись головой на картинку, которую однажды вырвал из книги в библиотеке и приклеил к стене скотчем, — фотографию Ольги Корбут на мате. После Олимпийских игр в Монреале прошлого года многие люди отдали свои симпатии румынке Наде Команечи, но Терри оставался предан Ольге.
У каждого из них был собственный участок стены над столом с печатной машинкой — обтекаемой «Оливетти Валентайн» из красного литого пластика. У себя на стене Терри развесил фотографии музыкальных коллективов и красивых девушек — глянцевые снимки «Нью-Йорк доллз», «Клэш» и «Секс пистолз» плюс изображения Дебби Харри в черном мини-платье, Джейн Фонды и Ольги Корбут.
Стена Леона являла собой куда более артистичное зрелище — нижний слой из снимков любимых групп был уже почти невидим за вырезанными из газет заголовками, которые в свою очередь были скрыты за еще одним слоем — из новостных сообщений и рекламных слоганов. Фирменную глянцевую фотографию «Баззкокс» по диагонали пересекал заголовок о смерти Мао Цзэдуна, а пожелтевшее изображение гроба генерала Франко из «Таймс» было дополнено очерком о новом сингле «Онли Уанз». А когда Рэй крутанул свое кресло и полез в ящик стола за диктофоном, с его собственной стены за ним пристально следили многочисленные версии Джона Леннона.
За исключением нескольких затертых изображений Джони Митчелл, Дилана и Нейла Янга, стена Рэя была просто памятником Леннону. Вот Джон, решивший выступать сольно, в белом костюме и круглых очках Национальной службы здравоохранения Великобритании, с Йоко под руку. Вот Джон того периода, когда он еще только начал отращивать волосы, периода «Revolver» и «Rubber Soul». Вот Джон в костюме во время битломании, улыбающийся, рядом с остальными ребятами. И Джон в кожаной куртке в Гамбурге, щегольской и развязный, без очков…