Сторно
Шрифт:
– Как вы тут?
– Запарились малёхо. Слушай, командир, что это ты за хреновину с огнём придумал?
– А что?
– Понимаешь, как попёрли гансы всем скопом, а у меня ленты, как назло, пустые, заряжающего ранило. Тут сапёр Петька и рванул. Полыхнуло так, что круги в глазах. Я сам чуть в штаны не наложил, когда перед нами заметалась сотня истошно вопящих костров.
– Хм. Значит, пригодилась моя задумка.
– Ни хрена себе, пригодилась! Они так пятки смазали, что до сих пор, небось, бегут и трясутся. В общем так: из восемнадцати человек четверо убиты, пятеро ранены, один тяжело, думаю не выживет. А гансы, вон они, кто их считал.
–
– Всегда готов, – он вскинул руку в пионерском салюте. Я покачал головой и погрозил ему пальцем.
Вернувшись на шоссе, я застал там Семёна Ивановича, старшину Прокопенко, Андрея Ситникова и сержанта зенитчика. Звать его, дай бог памяти… Прохор Варик. Они сидели на поставленных в круг снарядных ящиках, курили и негромко переговаривались. При моём появлении все встали, и мы, молча, пожали друг другу руки.
– Доложите о потерях.
– Первый и второй взвод. Семь убитых, одиннадцать ранено, двое тяжёлых. В строю пятьдесят четыре человека без группы Сафронова.
– Пулемётный взвод. Двое убитых, прямое попадание снаряда. Один с лёгким ранением. В строю без группы Сафронова шестнадцать человек.
– Артвзвод. Убитых пятеро. Раненых девять из них трое тяжёлых. В строю пятнадцать человек.
– Зенитный взвод. Убитых и раненых нет. В строю двенадцать человек.
– О группе лейтенанта Батуры что-то слышно?
Все покачали головами. И я уже хотел подбить бабки, как в тылу услышал натужный рёв мотора, повернулся и увидел, как из лесного тумана на шоссе выползает Опель Мироновича с пушкой на прицепе.
Все вскочили и от нетерпения шагнули навстречу. Опель протащил пушку по асфальту вперёд и встал у обочины. Из кабины выпрыгнул Николай, присвистнул и начал удивлённо оглядываться на ту разруху, которую учинили нам фрицы. Спустя минуту на дорогу выполз другой грузовик, вытянувший на дорогу вторую пушку.
С подножки соскочил лейтенант, а из кузова обеих машин начали выпрыгивать и перевариваться через борта бойцы. Батура окинул взглядом панораму боя и направился к нам. Все переминались, не зная, как себя с ним вести, а я подошёл, протянул руку и почувствовал крепкое ответное рукопожатие:
– Спасибо, товарищ лейтенант, вы нас очень выручили.
– Да, чего там, – он смущённо потёр грязные щёки и одёрнул пропылённую гимнастёрку, – я смотрю, вам тут тоже досталось.
– Повоевали маленько. Потери есть, Евгений Михайлович?
Он внимательно посмотрел на меня, потом чуть заметно улыбнулся:
– Орудия исправны. Легкораненых четверо. Убитых нет. В строю четырнадцать человек. – И тут его будто прорвало, в его глазах заплясал огонь. – Вы представляете, мы их в пыль раскатали! Двумя орудиями – артиллерийский полк! Да, их гадов бить можно и нужно, и в землю по макушку вколотить!
Я кивнул ему головой и жестом собрал всех в круг:
– Запомните этот день, сегодня мы все родились во второй раз. Убитых похоронить и отметить на месте и на карте могилы. Оформить и передать мне акты о смерти. Надо будет сообщить близким. Раненым оказать всю возможную помощь и приготовить к эвакуации. Сорокапятки вернуть к шоссе, а пушки – на батарею. Машины не задерживать. Одна отправится с ранеными в Слоним, другая на склад. Заявки на боеприпасы составьте заранее. Объявите бойцам, что пока затишье, можно перекусить, перекурить и привести себя и оружие в порядок. Не расслабляться. У Неринга наверняка припрятана ещё пара тузов в рукаве. Я полагаю, что немцы справа больше не полезут, там сейчас чёрт свои копыта сломит. А вот левый фланг в ближайшее время будет самым опасным направлением. Андрей, отправь туда ещё пару пулемётов прикрыть батарею, остальные оставь здесь. Семён Иванович, нужно отправить к Сашке стрелковое отделение и патроны, а оттуда и с батареи заберите раненых. Младший сержант Варик. Вот-вот взойдёт солнце, значит надо ждать стервятников, поэтому зенитки снова поднять в зенит. На этом пока всё. По местам.
Рассвет разгорался розовым пламенем, и когда заря охватила полнеба и зажгла верхушки деревьев, наконец, открылась вся картина сражения. Со стороны немцев не было слышно ни единого выстрела, поэтому я рискнул встать в рост на бруствере.
Ё моё! Всё поле перепахано, не осталось ни единой травинки или колоска – одна палёная земля, усеянная трупами и рваным металлом. На всём видимом пространстве от края поля у батареи Строгова слева и до дальнего берега пруда справа за облысевшими от взрывов деревьями виделась битая техника. Повсюду застыли обгорелые зверюги, чёрно-ржавые убитые танки, уткнувшиеся хоботами в землю. Кое-где из люков свисали почерневшие, обугленные, изуродованные трупы. Подсчитать невозможно, но навскидку – здесь упокоились около четырёх десятков танков. Между ними громоздились остовы искорёженных грузовиков и корпуса бронетранспортёров. Справа за забитой горелым металлом дорогой из пруда торчали обломки юнкерса.
Господи! Неужели всё это сделали мы, полторы сотни усталых измученных бойцов из разных полков и дивизий? Я смотрел и не верил своим глазам. И всё-таки я добился своего, непобедимый Вальтер Неринг здесь не прошёл.
Глава 3
– Ваня, во избежание человеческих жертв буди меня тихо и осторожно.
Достигнув предела, я сказал себе: пропади оно всё пропадом. Смертельно уставший, чтобы о чём-то думать или чего-то хотеть, я без сил опустился в окоп, привалился к стенке, закрыл глаза и немедленно отключился, мгновенно растворившись в темноте. Кажется, только что смежил веки, и тут же почувствовал толчок в плечо.
– Товарищ сержант, проснитесь. Смена прибыла. Вас товарищ генерал-майор просит.
– Кто… Где?.. Просит? Меня? Ты ничего не попутал?
– Не-е. Так и сказал: разыщи старшину Батова и попроси подойти.
– Ну, я же сказал, что попутал. Я-то сержант.
– Не-е. Не попутал. Нет у нас другого Батова.
По привычке вскинул руку с часами. Половина шестого. Собрался с силами. Встал, превозмогая боль во всём теле, отряхнулся, поправил форму. Восходящее солнце уже отцепилось от кромки леса, и проснувшийся утренний ветерок вместо пряного цветочного духа принёс с поля тоскливый запах гари и мертвечины.
Плохо соображая после резкого пробуждения, просыпаясь на ходу, я спустился в овражек и направился к шоссе, на котором происходило небольшое столпотворение. По обочинам тянулась вереница разных машин, конных повозок и ротных колонн. От машин отцепляли пушки и миномёты. Повсюду сновали незнакомые красноармейцы, отдавали приказы командиры и бегали сержанты. А в центре этого движения вблизи наших снарядных ящиков в окружении подполковника и двух майоров стоял генерал Петров и что-то отмечал на сложенной карте.