Сторож сестре моей. Книга 2
Шрифт:
Чтобы умиротворить свою дочь, Бенедикт решил устроить ей небольшие каникулы, велев Дэвиду увезти Сьюзен «подальше от всего этого» на Лайфорд Кей, являвшийся частным владением на острове Нассау на Багамах, куда хорошо налаженная пропускная система закрывала путь всякому, кто не был по меньшей мере миллионером.
— Отдых пойдет тебе на пользу, — виновато убеждал ее Бенедикт.
Была ли Сьюзен счастлива, очутившись вдали от пятнадцатикомнатных апартаментов на Пятой авеню? Она освободилась от необходимости управлять прислугой, состоявшей из пяти человек: в их число входила не только строгая няня с нордическим характером, но и ее помощница,
— Нет, — сказал Дэвид Ример, красный от солнца и раздраженный после неудачного дня, проведенного на великолепном поле для гольфа на Лайфорд Кей. — Ты все время несчастлива, всегда недовольна, сколько бы я ни крутился, а, Сьюзен? Что гложет тебя сегодня?
— О, ничего, ничего. Тебе не понять, что я пережила из-за Палм-Бич. Ты виноват не меньше Луизы в том, что мой дом превратился в лечебницу.
Дэвид проигнорировал ее замечание, но она знала, как заставить его обратить внимание.
— Раз уж мы здесь, я собираюсь поговорить с Харольдом Кристи о том острове, Моут Кей, который он выставил на продажу; звучит слишком заманчиво, чтобы быть правдой.
Дэвид Ример в отчаянии воздел руки к небу.
— Ты сойдешь с ума от скуки, не прожив здесь и суток. Меня тошнит от твоей идеи.
— Сегодня я разговаривала об этом с Месси, — сказала Сьюзен, невозмутимо перебивая его, словно он ничего и не говорил. — Она хотела бы войти в долю, если я не буду возражать. Я пыталась дозвониться до Блайт, но, как всегда, у них дома никого нет, и никого, кто говорил бы на каком-нибудь понятном языке, чтобы передать сообщение. Чарли опять в Париже. Интересно, когда эти двое вообще видятся. Неудивительно, что нет никаких признаков беременности Блайт. Они имеют возможность трахаться в лучшем случае только раз в месяц.
— Ох, замолчи! Мне начинает надоедать заезженная пластинка. Неужели мы не можем поговорить, чтобы ты не вставляла это словечко? Это…
И снова Сьюзен прервала его.
— Лучше замолчи сам. Послушай, я где-то составила список. Я подумала, что если мы подберем хорошую компанию, то сможем построить своего рода общину, и все дети смогут расти в хорошем обществе, с хорошими друзьями, по крайней мере во время каникул.
К концу отпуска Моут Кей был собственностью Сьюзен, вопреки настойчивым предупреждениям Дэвида, что на самом деле это — Ремоут Кей [1] . Первое, что она сделала, вернувшись в Нью-Йорк, это спросила своего отца, не хочет ли он построить коттедж в общине Тауэрс-Ример.
1
Отдаленный (англ.).
После смерти она словно съежилась и казалась еще меньше своих скромных ста пятидесяти сантиметров. Она напоминала маленькую, изящную куколку, одетую в тунику, сплошь расшитую бисером (позже газеты писали, что платье для нее сделал Ив Сен-Лоран), пальцы ее были унизаны кольцами с рубинами и изумрудами, которые Луиза так хорошо помнила.
Когда Луиза остановилась у гроба Елены Рубинштейн, слезы душили ее и наворачивались на глаза, скрытые за стеклами темных очков. Черты лица Мадам и в смерти сохранили достоинство и силу, а ее кожа, поразительно гладкая, прозрачно светилась, слегка тронутая нежной сиреневой пудрой.
Луиза зажмурилась, сдерживая слезы. В ее ушах звучал скрипучий голос, который иногда становился таким вкрадчивым. «Клянусь, если я доживу до ста лет, на свете не будет лучьего крема, чьем мой крем «Пробушдение»! Вот, я помашу тебе руку. Да ведь это крем ангелов!» Что ж, мадам Рубинштейн дожила почти до ста лет, и ее кожа действительно была кожей ангела.
Тысячи людей пришли в траурный зал похоронного бюро «Кемпбелл» в Нью-Йорке, где в течение двух дней лежала в гробу выставленная для торжественного прощания императрица красоты. Хотя для этого Луизе пришлось вернуться раньше, чем было запланировано, из деловой поездки в Калифорнию, что-то заставило ее прийти. До настоящего момента она не понимала, что.
Старая ведьма публично критиковала ее с тех пор, как она открыла первый салон «Луизы Тауэрс», почти одиннадцать лет назад. Мадам обвиняла Луизу во всех смертных грехах, от кражи формул и служащих — последнее соответствовало действительности — до «рабского подражания в мыслях, словах и делах». Она отказывалась от каждого приглашения, которые Бенедикт и Луиза когда-либо посылали ей; она демонстрировала свой гнев и враждебность буквально до последнего вздоха, но сейчас Луиза осознала, что никогда бы не простила себя, если бы не пришла сказать от всего сердца спасибо и прости женщине, показавшей ей, как обрести собственную индивидуальность.
Если бы не Елена Рубинштейн, говорила себе Луиза, она бы не устояла перед страстью Бенедикта и стала бы его содержанкой — а чем бы это кончилось, она боялась думать. Не будь у нее такого подспорья, как деловая карьера в косметической фирме «Рубинштейн», она не сумела бы отвергнуть первое предложение Бенедикта в тот день в Лондоне. А вместо этого она стала не только женой Бенедикта, но теперь, после бурного начала, и его доверенным партнером в деле, где налицо имелись все признаки того, что однажды ее компания станет столь же известной и могущественной во всем мире, как и компания самой Рубинштейн.
Луизе показалось, что среди моря людей, собравшихся в часовне, она увидела знакомого ей человека, человека, с которым ей часто хотелось встретиться снова, чтобы помириться с ним, несмотря на то, что она знала — их дружбу возобновить невозможно. Неужели это Ян?
Ее сердце учащенно билось, пока она пыталась пробиться сквозь толпу к тому месту, где, как она думала, видела Яна Фейнера. Посторонние люди, знакомые и деловые партнеры, все время останавливали ее, стремились вовлечь в бесполезный обмен любезностями, стараясь выяснить, что она чувствует и почему она здесь. Человек, в котором она узнала Яна, теперь находился в дальнем конце зала.
— Ян, это ты? Ян… Ян… — ее голос потонул во всеобщем гвалте. Он повернулся и заговорил с кем-то. Это был Ян. Она порывисто замахала рукой, пытаясь привлечь его внимание, но тщетно. Он явно не заметил ее. Он уходил.
Совсем недавно она где-то читала, что сейчас Ян на пути к вершине в компании «К.Эвери». В течение нескольких последних лет, работая в главном офисе основной компании, Ян своими исследованиями в области коррекции кожи создал себе солидную репутацию.
Она не заикнулась об этом Бенедикту, так как он до сих пор питал странную ревность к Яну, что стало причиной перевода того в Голландию много лет назад. Теперь Бенедикт ничего не сможет с ним сделать, однако не существовало ни малейшей надежды на восстановление продолжительных дружеских отношений, даже если бы обе компании не соперничали между собой. Брат Яна Виктор, тоже работавший в фирме «К.Эвери», никогда не упускал ни единой возможности очернить «Луизу Тауэрс» на страницах печати и в публичных выступлениях. Она знала, что с самого начала Виктор невзлюбил ее лично и люто ненавидел компанию, которую Бенедикт позволил ей построить, назвав своим собственным именем.