Стоунхендж
Шрифт:
— Трусишь?
— Доставай меч, дурак! — бросил Томас.
Он медленно и сладострастно потащил из ножен исполинский меч. Глядя на блистающую полосу стали в руке черного рыцаря, подумал вдруг, что много слышал о мече Мангольда, но не мерил со своим. А так с виду его нынешний меч, меч Англа, не короче...
Они пустили коней навстречу, но теперь кони шли медленнее, всадники готовились к бою. Если в Сарацинии Томас дрался против легких и быстрых сабель, доспехи защищали, то теперь вышли меч на меч, сила на силу, добрый англский
Они сшиблись на том же месте. От лязга зазвенело в ушах. Синие искры разлетелись, зажигая воздух, а мечи снова взвились над головами. Кони остановились, поворачивались боками, давая седокам позицию для удара, сами приседали, когда тяжкий меч обрушивался на щит. Сила удара была такова, что копыта коней погружались в землю на ладонь.
Обменявшись градом ударов, Мангольд оглянулся, что-то яростно крикнул своим слугам. Те глазели на бой во все глаза, один кинулся в шатер, скрылся.
Томас отшвырнул разбитый щит, ухватил меч обеими руками.
— Умри, крыса!
Он нанес страшный удар — Мангольд легко отбил щитом, но от удара от щита осталась одна половинка, и черный рыцарь тоже отшвырнул его, ухватился обеими руками, как и Томас, за меч.
Мечи сшиблись в воздухе. Удар был страшен, Томас едва удержал меч в руке, пальцы занемели. Мангольд яростно выругался: в руке его была зажата рукоять с обломком меча. Другая половинка взлетела в воздух, сверкая на солнце, с лязгом обрушилась на камни.
Томас крикнул победно:
— Предлагаю сдаться!
Мангольд бешено вскричал:
— Тебе? Сегодня я притащу твой труп на скотный двор! Свиньи изгрызут твое лицо, сожрут... ха-ха!.. и она, ты знаешь, о ком я говорю, будет смотреть из высокого окна!
Он громко и внятно, держа высоко руку с обломком, произнес длинное слово на чужом языке. Обломок на миг блеснул, затем словно сгусток мрака опустился на него. Мрак вытянулся, и Томас ахнул, как ахнули и люди Огрина на дороге.
В руке Мангольда заблистал черным огнем длинный зловещий меч. Он был весь будто выкован из тьмы, более темной, чем сама ночь. По нему пробежали искры, словно в ужасе гасли звезды, а сам меч зазвенел холодно и алчно.
Даже конь под Томасом задрожал, попятился. Томас люто смотрел, как изменилось само лицо Мангольда. Глаза из темных стали багровыми, через решетку забрала вылетело облачко дыма. Железные доспехи затрещали, словно их изнутри распирало нечто более крепкое, чем железо.
Томас услышал крики людей Огрина:
— Колдун!
— Бегите!
— Мы узнали его тайну!
— Он всех убьет!
Послышалось дикое конское ржание, словно лошадям выворачивали удилами челюсти, затем сухо и дробно простучали копыта. Томас не отрывал взгляда от преобразившегося воина-колдуна. Сердце стучало быстро и сильно. В нем самом он чувствовал неведомую мощь, более сильную, чем он сам. Более сильную, чем она был раньше.
С торжествующим ревом Мангольд бросил страшного
Кони столкнулись, взвились на дыбы. Воздух зазвенел от дикого ржания. Мангольд с криком обрушил меч.
Черная полоса мрака прорезала воздух с жутким ревом. Томас попытался парировать мечом, с ужасом и отчаянием понимая, что опять же не успевает, удар черного меча слишком страшен...
Зрители содрогнулись, когда черная полоса мрака обрушилась на Томаса. Он успел подставить меч, жутко лязгнуло.
Томас едва удержался в седле. Полуоглушенный — его стукнуло по шлему собственным мечом, к счастью, плашмя, — он подал коня назад, с ужасом понимая, что сейчас самое время для противника насесть, обрушить град ударов и добить.
Но Мангольд не нападал. Томас тряхнул головой, очищая взор. Черный рыцарь непонимающе смотрел на свой меч, потом перевел горящий взор на Томаса и его сверкающий белым огнем меч. Во всей его фигуре Томас видел потрясение.
— Эй, — сказал Томас хрипло, — заснул?
Мангольд страшно вскричал, язык был незнаком, бросил коня вперед. Томас с блистающим мечом встретил яростный натиск.
На холме затаили дыхание, когда мечи, черный и светлый, столкнулись в воздухе. Звон раздался больше похожий на крик, а искры разлетались как сверкающие, так и черные. Мангольд рубил, орал что-то, а Томас отражал удары, к нему возвращалась уверенность, он сам начал выбирать момент для разящего удара.
Мангольд, напротив, оглядывался все чаще на свой шатер, даже попробовал, умело орудуя поводьями, попятиться к нему и своим людям.
Томас захохотал:
— Отступай, отступай!.. Через сотню миль будет обрыв, искупаешься в море...
Мангольд проревел страшным голосом:
— Я только хочу не тащить далеко твои доспехи!
Из шатра выскочил слуга, лицо белое. Развел руками, ухватился за голову. Мангольд попятился сильнее.
— В чем дело, сэр Мангольд? — осведомился Томас. — Если живот схватило, то я могу подождать...
Оба услышали крик с пригорка, где остались сэр Эдвин с людьми. Калика успокаивающе махал руками.
— Все хорошо!.. — донесся до Томаса его крик. — Там какой-то колдун пытался... не знаю, что... но сейчас грызет стрелу, что застряла в его кишках!
Даже сквозь прорезь в шлеме Томас увидел, как побелело лицо Мангольда. В его огромной фигуре ясно проступил страх, и он начал поворачивать коня.
— Еще один колдун? — вскричал Томас звонким страшным голосом. — Так вот как достаются тебе победы, презренный!.. И такое ничтожество добивалось руки Крижаны?
Он вскинул меч обеими руками и с такой силой обрушил на врага, что в плечах хрустнули суставы. Мангольд пытался уйти из-под удара, но одна рука дергала поводья, а другой не успел вскинуть меч, закрыться от удара.