Стоунхендж
Шрифт:
Томас, видя, что она сейчас галопом ринется в ворота, а ее рыжую кобылку не догнать даже его белому жеребцу, заорал во весь голос:
— Стой!.. Стой!.. Мне нужно тебе сказать так много!
Яра надменно оглянулась.
— Мне много не надо.
Олег покосился на рыцаря, но тот не понял, протянул к ней руки.
— Что стряслось? Ну что я такого сделал?
Яра подобрала поводья, подбородок ее был гордо вскинут. Она смотрела мимо Томаса на ворота. Стражи, повинуясь ее требовательному взгляду, распахнули створки снова.
Крижана замедлила шаг, глядя то на
Томас закричал в отчаянии:
— Сэр калика!.. Помоги!.. Хоть демонов позови, но помоги!
— Демоны здесь не помогут.
— А кто?
— Никто. Даже твоя Пресвятая Дева.
— Сэр калика!..
— Она наверняка на ее стороне.
Томас ухватился за стремя, не отпуская Яру. Она угрожающе подняла хлыст. Он закричал:
— Погоди! Мне так много нужно тебе сказать!
— Мне много не надо, — повторила она настойчиво, как глухому.
Томас опять не понял, не отпускал ее стремя.
— Яра, — сказал он измученно, — я не могу без тебя... Я просто не понимал, ибо ты была рядом... Но с той минуты, как увидел, жил для тебя, все делал только для тебя. Я даже мыться стал чаще, когда сказала про тех разбойников! Когда я сказал, что беру тебя в Британию, потому что помогаешь нести Святой Грааль, я врал безбожно даже самому себе. О нем ли пекся? Только о том, чтобы ты была рядом! И грызся с тобой, придирался, потому что мучительно искал в тебе изъяны... и не мог найти. Сегодня я в родном замке, среди своих... но ощутил себя затерянным в ночи, потому что ты далеко... Уходя, ты забираешь мое сердце... и не так, как поют менестрели, а по-настоящему. Я умру, как только выедешь за ворота!
Она все еще гордо поднимала подбородок. Хриплым голосом попросила:
— Скажи... это... еще раз.
— Яра, — сказал он, чувствуя, как меняется мир, — я люблю тебя!
В мертвой тиши, когда все замерли, она мгновенно оказалась рядом. Щеки ее были мокрыми, Томас потрясенно понял, что она гордо вскидывала подбородок, чтобы не выронить слезы.
Он обнял ее, прижал к груди. В тиши стражи радостно заорали, грянули рукоятями о щиты. Испуганно заржали кони.
Сэр Торвальд подошел с испуганным лицом. Глаза его смотрели поверх головы Томаса. Всадники за спиной барона Стоуна бросили ладони на рукояти мечей. Запахло кровью.
— Томас, — сказал отец, — Ты хорошо подумал? Лучше Яры, говоря между нами, мужчинами, трудно отыскать жену, но... проходит старое доброе время, когда короли женились на простолюдинках. Это рассорит нас со всеми королями Британии... да и других стран. Плохое начало для молодого короля!
— Отец... — выдохнул Томас, — Это время никогда не пройдет.
— Сын, жизнь — не песни менестрелей!
— Любовь всегда будет дороже короны.
Отец вздохнул.
— Похоже, корону ты проносишь всего день. И то неполный.
В крупных глазах Крижаны блестели озера слез. Она прижала кулачки к груди. Томас тяжело вздохнул, чувствуя, что гора все еще не свалилась. Яра отстранилась, не отпуская Томаса. Ее глаза быстро пробежали по всему двору, остановились на МакОгоне, Крижане.
— Томас, — сказала она, — ты должен решать быстро!
— Я? Что я могу? — ответил он отчаянным, но просветленным голосом, — Я уже решил. Мы не расстанемся. Чашу донес, а теперь хоть в изгнание... хоть еще дальше. В твою Русь, к примеру, где дикие звери...
Яра смотрела внимательно, вздохнула:
— Увы, я из Руси. По нашему покону, жены должны следовать за мужьями.
Отец тоже вздохнул, сказал тяжело:
— Мы перессоримся со всеми соседями и благородными семьями.... Томас, тебе бы опору!.
Яра надменно оглядела всех из-под приспущенных бровей. В напряженной тишине громко и повелительно произнесла в пространство:
— МакОгон! Мне кажется, ты можешь наконец выплеснуть то, что тебя распирает как перебродившее вино.
МакОгон шагнул вперед, поклонился. Вид у него был сияющий, гордый. Он выпячивал грудь, важно раздувал щеки, даже помолодел и просветлел лицом.
— Благодарю, благородная Ярослава. Благородный сэр Торвальд, сэр Стоун и прочие благородные рыцари! Я счастлив наконец-то сказать, что некогда служил благородной княжне Ярославе Тьмутараканской, дочери Хочьимира и внучке императора германского, племяннице короля французского, внучатая племянница короля Британии Гарольда II. Ее отцу принадлежит... принадлежало княжество Тьмутараканское. Мы служили ему верой и правдой, раздвигали пределы, собирали дань с соседей. А когда воцарился мир, не все слезли с боевых коней... Самые отважные, это я о себе и тех, кто пошел за мной, ушли служить в Царьград. Там воевали в сарацинских землях... ну, иной раз и за сарацин, когда те платили больше... Потом дрались за венедов на островах... Там ты, сэр Торвальд, и пригласил нас на службу в Британию.
Гробовое молчание было ответом. Все таращили глаза, наконец сэр Торвальд сказал раздраженно:
— Что-то я тебя не понял. При чем тут какое-то северное королевство?
Кастелян хлопнул себя по лбу:
— Как, я не сказал? В самом деле, постарел, пора возвращаться домой. Раньше, помню, все знал и помнил, теперь где обедал, туда и ужинать норовлю...
— Ну-ну, — сказал сэр Торвальд угрожающе.
— Дочь князя Тьмутараканского, княжна Ярослава, перед вами! То бишь, сейчас уже владетельная княгиня.
Томас отстранился, смотрел, выпучив глаза. Первым нашелся барон Стоун:
— Доблестный МакОгон... Ты сказал «принадлежало»...
— Да, — ответил тот хмуро, тень пробежала по его лицу. — Он уже без нас прошел с огнем и мечом в поисках дочери хазарские земли... В последнем бою разгромил последние войска, истребил все племя и велел сжечь их шалаши вместе с людьми. Мстил за дочь... Отныне на земле нет такого народа, как половцы!.. Но сам был тяжело ранен, перед кончиной велел передать дочери, если отыщется, что просит у нее прощения, и велел передать ей княжество... Я не пьянствовал, как ты обвинил меня вчера, я провел вечер у княжны, уговаривая ее вернуться на Русь под нашей защитой. Вернуться и занять принадлежащий ей трон... престол, по-нашему.