Стоунхендж
Шрифт:
Томас не знал, что ответить: тон калики был уж очень серьезен, а славянскую душу понять трудно, лучше и не пытаться. Зато как переползти незамеченными через ров, а вода холодная и грязная, пахнет гадостно, потом уйти в лес, что отсюда едва чернеет... Без чаши, без оружия, доспехов?
Калика приложил ухо к земле, долго слушал, сказал удовлетворенно:
— Шустрый здесь народ... Уже погоня. Здесь даром хлеб не едят.
Томас напрягся. Если люди из замка пройдут по их следу, а они наверняка с факелами, так что не проползут, а пробегут, то
Калика прислушивался, лицо смягчилось. Томас изнывал от нетерпения и тревоги. Долго не решался прервать размышления волхва, наконец заподозрил, что тот думает не о спасении шкуры, а о спасении души, ищет новые пути к Истине.
Он проследил за его мечтательным взглядом, вздрогнул, будто сзади пырнули шилом. Калика заслушался крохотного кузнечика, что пиликал, сидя на стебельке перед его носом, свою нехитрую песенку! Кузнечик аж трепетал от вдохновения, верещал счастливо и самозабвенно — наверняка вокруг сидят, разинув рты, зеленые кобылки, очарованные менестрелем с сяжками, — но калика, калика! Вот и верь теперь, что ищет пути спасения для всего человечества!
Калика краем глаза уловил, как менялось лицо Томаса.
— Грубый ты человек. Душа должна раскрываться навстречу прекрасному.
— Сэр калика...
— Ладно, пойдем. Нет, поползем. Как червячки, только зад сильно не вздымай, не вздымай. Вдоль стены, сюда не смотрят, а затем по башне наверх...
— Сэр калика, из меня плохой лазун, — предупредил Томас. — Мне эти самые... убеждения мешают.
— Тогда ты и танцевать не умеешь? Ладно, я полезу сам, потом затащу тебя.
— Я и сам залезу, только скинь веревку.
— Скину, — пообещал Олег. — Оба конца!
Они прокрались под стеной, наверху стражи перекликались, лениво посматривали через выжженное и вытоптанное поле в сторону темного леса. Только оттуда может появиться опасность, но пока одолеет чистое пространство, можно успеть собрать свое войско.
Основание башни под тяжестью вдавилось в землю, хотя и там не сыра земля, а камни, скалы. Цепляясь за крохотные выступы, калика пополз вверх, а, на взгляд Томаса, так побежал вовсе. Неотесанные глыбы выступали краями, даже не особо опытный лазун взобрался бы на самый верх, если не будет оглядываться вниз, а калика, судя по всему, мог брать призы на любой ярмарке.
Олег притаился за выступом, выждал, когда страж повернулся спиной, прыгнул и оглушил кулаком по голове.
— Снимай сапоги, — прошептал он распростертому телу, — и ножи дай сюда...
Он торопливо сбросил веревку, выждал, пока дернули за конец, быстро и сильно потащил наверх, перебирая руками так быстро, что Томас вынырнул над краем стены, как пробка, выброшенная со дна моря.
Вдвоем пробежали по верху стены, как два волка напрыгнули на стража, что только-только сел обедать, ободрали, как липку, оставили голого и связанного, зато Томас оделся и забрал оружие.
— В конюшню? — предположил калика
— Что у тебя за страсть к конскому навозу, — не понял Томас, —
— Да ладно! Я думал, ты о них уже забыл.
Солнце уже поднялось над башнями. Они быстро спустились на крышу подсобных строений, калика отыскал лаз на чердак, опустились в темноту и крепкую, как рыбацкую сеть, паутину, замерли. Снизу доносился шум прялок, женские голоса.
Когда глаза привыкли к темноте, калика прокрался на другой конец чердака. Томас путался в паутине, отплевывался, потом его едва не оставила заикой кучка летучих мышей — кто их только назвал мышами, здоровые, как кабаны, едва не стоптали, как их крылья носят, хоть и кожаные.
Калика приподнял крышку, исчез в светлом квадрате. Томас без колебаний полез следом. Лестница вела в большой захламленный чулан, заставленный чуть ли не до потолка рухлядью. Томас расчихался, ступеньки трещали так громко и отвратительно, что не только сам Томас, но и его краденые доспехи покрылись гусиной кожей.
— Куда теперь? — спросил калика. Он озирался растерянно, пригнувшись слегка, похожий на готового к прыжку зверя, в руке поблескивал короткий нож из плохого железа.
— Я думал, — удивился Томас, — ты все знаешь!
— Тебе лучше знать как строят замки, что в них и где...
— Да разве это замок? Это какой-то каменный терем!
— Каменных теремов не бывает. Их тогда зовут уже кремлями. Или кромлехами, как у вас в Британии... Интересно, правда? Ладно, потащимся по этажам... или тут еще поверхи? Оружейная должна быть справа внизу, а покои хозяина замка в левой башне. А чаша, скорее всего, попадет в сокровищницу.
— Нет, — возразил Томас. — Сперва она настоится в покоях самого главного мерзавца: побахвалиться должен. Знаешь, сколько наврет?
Калика кивнул.
— Догадываюсь, я сам с одним таким иду...
Он пробрался среди сундуков, скрынь и мешков к дверям. Томас, злой за несправедливое обвинение, он в самом деле брал штурмом башню Давида и дрался на стенах Иерусалима, спросил язвительно:
— Неужто нет жажды порыться? Вдруг да какие магические вещи отыщутся...
— Омниа мэа мэкум порто, — ответил калика.
— Вот-вот, для таких же дьявольских заклинаний.
Дверь заскрипела немилосердно. Похоже, властелин замка очень редко приходил в чулан. Даже если любил рыться в поисках магических вещей.
Калика остановился, давая глазам присмотреться к свету. Томас нетерпеливо сопел в затылок, едва не слюнявил волосы. При попытке почесать затылок калика сразу попал пальцами в его раскрытый рот. Томас гадливо сплюнул.
— Ты где ими ковырялся?
— Все тебе скажи. Лучше не спрашивай.
Он пробрался в дальний угол, отодвинул шкаф. За ним была потайная дверь. Томас покачал головой. Калика знал, куда шел. Если такому учатся в отшельничестве, то понятно, почему в пещеры идет все больше народу. Если его дядя Эдвин оставил боевого коня и меч ради вот такого умения, то его причуда теперь хотя бы понятна...