Стоячие камни, кн. 2: Дракон судьбы
Шрифт:
– Но в битвах добывают честь и славу, сыну короля они тоже пригодятся! А у медведей…
– А у медведей женщина добывает великую честь, потому что закрывает собой весь род человеческий! Ну, хотя бы ту его часть, что живет на Северных островах, в наших владениях. А еще она приобретает огромную силу, чтобы повелевать ветрами, бурями, косяками рыбы, птичьими стаями, стадами китов… Вот если у нас нет лова или случилась еще какая-нибудь беда, то мы, во-первых, приносим жертвы Ньёрду, а во-вторых, зовем ее на помощь. И она помогает.
– Хорошо, что в этом поколении мы им ничего не должны! – сказал Бьёрн. – А не то они наверняка взяли бы Тору!
– Уж это наверняка! – Все вокруг закивали. – Другой такой красивой девушки у нас давно не было.
– Не считая тебя, конечно, йомфру! – добавил десятник Вемунд.
– Послушай, йомфру, насчет Торы! – продолжал Бьёрн. Альвин обернулась. – Ты знаешь, я и Тора…
– Что?
– Мы хотим пожениться! – выпалил Бьёрн и покраснел. – Если ярл и хозяйка не будут против… Как ты думаешь, они не будут против?
– Почему бы им быть против? – Альвин немного растерялась. – И Тора согласна выйти за тебя?
По правде сказать, Альвин была не готова к мысли, что девочка-найденыш, которую она сама держала на руках новорожденным младенцем, собирается выйти замуж. Но почему бы и нет, если сейчас ей на вид уже лет двадцать, даже чуть больше? Собственно говоря, Тора была готова к замужеству еще в марте, это они не разглядели вовремя. Но если даже обычные дети вырастают гораздо быстрее, чем их родственники успевают это понять, то что же говорить о Торе, которая из новорожденной стала невестой за каких-то три месяца!
О Богиня! Неужели и старухи вот так же с изумлением оглядываются на прошедшее время, обнаружив, что их дочери и внучки, которых они вот только что, буквально вчера, качали на руках, уже приглядели женихов? Альвин вдруг почувствовала себя очень старой.
И выбор Торы ее тоже несколько удивил. Конечно, у найденыша не было приданого, но Тора была так красива и так добросердечна, что ею восхищались все и она наверняка могла бы найти жениха получше, чем работник из замка.
– Она согласна. – Бьёрн кивнул. – Конечно, она могла бы выбрать кого познатнее и побогаче, но она понимает, что никто ее не будет любить так, как я. А Хедин уже мне говорил, что если я и дальше буду так прилежно работать, то он скоро сделает меня помощником старшего кладовщика. Тогда и содержание у меня будет получше, а каморку он нам и сейчас уже дает. Там же крайняя свободна, которая сразу за Асмундовой. Так что ей будет со мной хорошо, ты не сомневайся.
– А он смелый парень! – сказала Фрида, когда Бьёрн убежал искать Тору, чтобы она подтвердила перед хозяевами свое согласие. – Тому, кто женится на этой милой девушке, смелости надо не меньше, чем дочери ярла, которая становится королевой ледовых медведей.
– Почему? Ведь Тора – совсем не медведь!
– Да, не медведь. Но ее мужа, как и королеву медведей, впереди ждет одна неизвестность.
В начале июня море окончательно очистилось от льда, талая вода собиралась в складках скал и с шумом низвергалась в море. Только на верхушках самых высоких гор в середине острова сохранились снежные шлемы. Склоны и долины покрылись невысокой, но очень густой и сочной травой, а по этому изумрудному ковру тут и там были рассеяны сотни белых пушистых комочков – пасущихся овец и коз.
Тормунд ярл собрался в поход. Все заготовленное за зиму грузилось на корабли, на «Великом Драконе» подняли новый парус, над которым фру Хольмвейг и Альвин работали всю зиму. Это тоже была традиция Северного замка – парус для летнего похода женщины из семьи ярла ткали своими руками. Он всегда был темно-синим, и красными нитями на нем было вышито изображение клинка – Пламени Льда.
Бергер ярл тоже снарядил свои корабли.
– Я обязательно вернусь и снова буду зимовать у вас, – говорил он на прощание. – Там, на юге, пожалуй, мне будет казаться, что Северный замок мне просто приснился. Он похож скорее на сказку, которую долгими зимними вечерами бабушка рассказывает внукам. Но когда опять настанет зима, меня вновь потянет к этой сказке.
– Для него наша жизнь – только сказка, только детская забава! – с негодованием говорил потом Эрлинг ярл. – Мы для него – лишь отдых и развлечение! Настоящая жизнь – где-то далеко! Он забудет тебя, как только потеряет из виду замок, и для тебя самое лучшее – забыть его еще быстрее!
– А я не хочу забывать! – упрямо отвечала Альвин. – Он принес мне большой мир! Я так и прожила бы всю жизнь, думая, что в мире нет ничего, кроме Северного замка, как ничего больше нет в нашем море! А теперь я знаю, что на свете есть другие земли, города, люди, совсем непохожие на нас. Я хочу их увидеть. Я хочу побывать там.
– Откуда ты знаешь, что это все – не сказки? Может быть, все эти другие земли и города он просто придумал!
– Не говори глупостей! Моя мать родилась на юге, и ты не хуже меня слышал все, что она рассказывала. Каждый год к нам приезжают купцы, – скажешь, они тоже из выдуманных стран?
– Но если ты все это знала раньше, почему же до сих пор тебе никуда не хотелось?
Альвин могла только пожать плечами. Раньше все рассказы о далеких землях она сама воспринимала только как красивые сказки. Она жила в своем маленьком мире, знала каждый камень Северного замка и каждую скалу ближних островков, и ей было этого достаточно. Но теперь, когда с далекими южными землями и их оживленными городами ее связывал живой человек, все эти образы ожили, налились светом и звуком, стали близки сердцу, и она уже не могла больше довольствоваться островом из серого гранита и замком, выросшим на нем, как плоть от плоти его. Теперь ей было здесь тесно, как будто и сама она разом выросла. Человек способен меняться, и в этом его сила. Но в этом же и его беда, потому что изменения в нем самом постоянно ставят перед человеком новые и новые цели, не позволяя удовлетвориться уже достигнутым.
Настала середина лета, когда вместо ночи приходят ненадолго невесомые прозрачные сумерки, и казалось, что Северный замок вместе со своим островом попал в небесное царство света, где обитает солнце. Потом день начал понемногу убывать, но этого никто не замечал за обычными летними хлопотами. Фру Хольмвейг вышивала на покрывале красные ягоды, такие же румяные, как щечки Торы.
Тора, кстати, расцвела после замужества еще больше и стала такой красивой и приятной на вид женщиной, что никто не мог пройти мимо нее, не оглянувшись. Бьёрн к тому времени стал помощником старшего кладовщика, и Тора усердно трудилась целыми днями, помогая мужу. Теперь у нее почти не было времени поболтать, и Альвин только мельком видела ее в кухне или во дворе перед дверями кладовок. Она немного располнела, но это ей шло, весь ее облик дышал довольством и благополучием. В ее присутствии у всякого светлело на душе, а больные чувствовали облегчение только от того, что она присаживалась рядом и брала их за руку. Перевязанные Торой раны заживали легко и быстро, никто не умел так ловко вправлять вывихи. У Ингрид, уже потерявшей трех новорожденных детей, Тора приняла двойню, и все обошлось благополучно, оба мальчика оказались здоровенькими и быстро росли.
Эта двойня в семье десятника Хринга никого уже не удивила. В этом году наблюдался небывало обильный приплод скота, коровы одна за другой приносили по паре телят, причем все больше телочек. Один за другим к острову подходили рыбные косяки, так что вскоре берега были заняты деревянными сушилками, на которых покачивались на ветру тысячи выпотрошенных тушек. Охотники на тюленей никогда не возвращались без добычи, а стада китов появлялись у острова уже трижды. И три ночи все население острова не спало до зари, исполняя древнюю ритуальную пляску возле разделанных туш. Взявшись за руки, мужчины, женщины, дети и старики плавно двигались по кругу, то поднимая, то опуская руки, и пели древнюю охотничью песнь – чтобы не уменьшалось поголовье Ньёрдовых стад, а множилось, как морские волны. Возглавляла пляску Тора, и даже фру Хольмвейг и Альвин посчитали правильным пропустить ее вперед.