"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— От чего они умерли?
— От моровой язвы. Тогда много кто умер. Вся деревня почти.
— А почему ты решила, что он твой дед?
— Он сам мне это сказал. Ведь не стал бы он меня обманывать, правда? Зачем ему лишний рот?
Зимич не сказал ей о том, что подумал, — не расстраивать же, право, Стёжку тем, что «внучку» завести проще, чем найти в Лесу прислугу. Если бы он не пил столько времени без просыпа, то давно разобрался бы, кто такой Айда Очен. И спросил бы об этом колдуна. Теперь колдуна нет и спросить некого. Конечно, к лету охотники найдут другого колдуна, но он будет молод и не так мудр, как старик.
Ни
Две книги в библиотеке привлекли его особое внимание. Одна из них называлась «Добрые вести», и Зимич отложил ее, вспомнив слова Драго Достославлена о том, что «грядет эпоха добра». А вторая… Зимич целый час читал ее, подобравшись к окну библиотеки, пока сумерки не сгустились настолько, что стало не разобрать букв. Она называлась загадочно: «Чудовища Исподнего мира, их повадки, природа, происхождение, общее число, а кроме того некоторые соображения о приручении и использовании их на благо людей» — и была написана от руки. Написал эту книгу магистр славленской школы экстатических практик, систематизатор ортодоксального мистицизма, основатель доктрины интуитивизма и концепции созерцания идей Айда Очен Северский. На первой странице книги был нарисован обыкновенный трехглавый змей.
— Стойко, — робко позвала Стёжка от двери библиотеки, — ты слышишь?
— Слышу, — отозвался он и оторвал взгляд от книги.
— Пойдем на кухню, а то совсем темно. А деда не велит жечь тут свечи.
Книга была скорей научным трудом, чем просто описанием «чудовищ»: магистр славленской школы собирал сказки охотников, анализировал результаты многолетних наблюдений, как чужих, так и собственных, обрабатывал рассказы тех, кто видел змеев и кто сражался с ними. Отдельный раздел исследовал происхождение «чудовищ» и их численность. Такой кропотливый и обоснованный труд мог бы украсить и университетскую библиотеку! Что же это за загадочная Славлена, из которой прибыл в Лес столь блестящий ученый муж?
Стёжка так жарко натопила печь, что на кухне со лба текли капельки пота.
У змеев не было самок. Магистр славленской школы предполагал, что чудовищ порождают сгустки сил Исподнего мира. Некоторые особи обыкновенных змей, особенно рожденных с двумя и тремя головами, способны накапливать вокруг себя силу, которая служит им щитом и позволяет жить столетиями. На определенной ступени развития змей начинает сбрасывать избыток этой силы в виде молний, подобных небесным. Но наибольший интерес для науки представляют змеи, появившиеся в результате превращения в них людей. Сгусток силы, окружающий змея, не исчезает в момент его гибели и переходит к убившему его человеку. Если змей был убит группой людей, этой силы не хватает на перевоплощение каждого из них, но приносит племени мудрость и неуязвимость — до тех пор, пока сила не рассеивается с годами. Возможно, она снова собирается в крупные сгустки и порождает новых — молодых — змеев.
Попытки приручить змеев никогда не заканчивались успехом. Как и все рептилии, змеи не испытывают привязанности к своим кормильцам и не вырабатывают привычек, свойственных другим животным, при этом являясь смертельно опасными чудовищами, способными уничтожить «хозяина» одним взмахом хвоста или ударом головой, не считая разящих молний. Однако умелое
— Стойко, ты еще не спишь? — на кухню вышла Стёжка — в одной рубахе.
Он покачал головой. Он и не заметил, что она давно легла спать.
— Уже поздно, — тихо сказала она.
— Послушай, а откуда ты знаешь, что человек, в одиночку убивший змея, сам станет змеем?
— Это все знают, — Стёжка бочком присела к столу.
— Откуда?
— Старики рассказывают, — ее лицо вдруг изменилось, она выпрямилась — словно отшатнулась.
— А ты сама когда-нибудь видела, как человек превращается в змея?
Она широко раскрыла глаза, отодвинулась назад и медленно покачала головой.
— Ты боишься меня? — Зимич улыбнулся.
— Нет, — неуверенно шепнула она.
— Не бойся. Я не превращусь в змея.
— Все превращаются… — ответила она еле слышно.
— Да ты же не видела! Откуда ты знаешь? — он поднялся.
— Я знаю… Все превращаются, и ты превратишься… — лицо ее исказилось плаксивой гримасой, и на глазах показались слезы. Нет, не от отчаянья она собиралась заплакать — она хотела его разжалобить.
— Перестань! — в раздражении бросил Зимич и прошелся по кухне. — Я не собираюсь ни превращаться в змея, ни убивать тебя.
— А если ты хитрый и меня обманешь? — она смахнула слезу тыльной стороной ладони.
— Я не хитрый! Я не умею обманывать! Послушай, — Зимич присел перед ней на корточки и взял ее за запястья, — послушай! Я ходил к колдуну, он сказал мне, что в змея превращается только тот, кто хочет в него превратиться! Понимаешь?
— А ты? Ты разве не хочешь? — хлюпнула носом Стёжка.
— А я — не хочу! Не хочу! Ну? Ты все еще боишься?
— Деда сказал, ты обязательно превратишься.
— Если он в этом так уверен, почему оставил тебя одну со мной? Почему?
— Потому что он сказал: ты будешь добрым змеем…
— Добрых змеев не бывает. — Зимич, поднимаясь, отбросил от себя ее руки и снова прошелся по кухне. — А он так и сказал? Вот точно так и сказал?
— Он сказал… — Стёжка задумалась, — он сказал, ты будешь нашим змеем.
— Вашим? Здорово… — Зимич сел за стол и отвернулся к окну.
— Стойко, послушай… — она подобралась к нему поближе, — послушай…
Ее рука коснулась его волос — робко, еле заметно.
— Послушай… — всхлипнула она и подошла вплотную, так что Зимич ощутил тепло ее тела.
— Я слушаю, — глухо сказал он.
Она привлекла его голову себе на грудь и прижала губы к его волосам.
— Я тоже не хочу, чтобы ты превращался в змея. Не превращайся, пожалуйста…
Запах сухой травы и девичьего тела, прикрытого лишь тонким льном, ударил в голову сильней, чем крепкое вино. Зимич щекой ощущал выступающий сосок и представлял ее бархатную белую кожу под рубашкой. Руки сами легли на ее пояс — гибкий и упругий. И льняная ткань скользила в ладонях: он знал, что делать. Стёжка замерла и перестала дышать, лишь ее пальчики перебирали его волосы — нежно и нескладно. А ему было мало ее бархатной кожи, ему хотелось, чтобы упругое тело прогибалось, отвечая его рукам, трепетало и жалось к нему тесней и тесней.