Стоять, бояться!
Шрифт:
Пересохшее горло издало саркастический смешок: допрыгалась. Евдокия зашла за угол дома, вывернула наизнанку двустороннюю куртку - алой шелковой подкладкой наружу. Достала из кармана приготовленный загодя большой пакет из недорого супермаркета и спрятала в нем кейс.
Теперь, в красной куртке, с пакетом в руках, она почти перестала напоминать девушку-ниндзя, которая - допрыгалась!
– свистнула чужой портфель из припаркованной машины.
Оставалось лишь надеяться, что и Котик выполнит свою часть комбинации, а совесть Дуси Землероевой перестанет скрипеть зубами и корежиться в заледеневшем подбрюшье.
2 отрывок
Первое
Красиво тогда получилось.
Помада, правда, сломалась в неопытных руках, и два часа Евдокия ревела в углу... «Нельзя брать чужие вещи без спросу!»
Все эти воспоминания не привязывались ни к времени года, ни к возрасту, ни к какому-то событию - просто были. Без очередности и повода. Знакомство с Костиком запомнилось в деталях.
Прозрачный зимний день. В Москву вернулась какая-то непонятная родственница тетя Зина и пригласила в гости - мама торопится, бигуди путаются в волосах и никак не хотят вылезать из тугих колечек волос. Папа отказывается надевать галстук: «Не новоселье, Тая, просто в гости идем!» - «Петр, я тебя умоляю, хотя бы раз послушайся меня!»
Эта суета уже как будто выступила увертюрой. Подготовкой значительного события.
Муж тети Зины - подполковник. Служил в Германии, там же родился и сын Грушиных - Константин. «Слабенький такой мальчик, - шепотом сетовала мама.
– С пороком сердца родился. Хорошо хоть в Германии служили, там с врачом повезло, операцию удачно сделали. Но Зина все равно переживает, не хочет его семилетним в школу отдавать...»
«Слабенький» мальчик Костик оказался дивно крепким розовощеким бугаем. Он шумно носился среди неразобранных картонных коробок, из которых тетя Зина доставала нереально красивые сервизы «Мадонна», хрустальные графины, отрезы тюля, ворохи тряпья... «В Мухосранске их даже не распаковывала, - смеясь, докладывала родственницам. Прежде чем обосноваться в столице, подполковник Грушин несколько лет послужил за Уралом. Потом - жена москвичка с жилплощадью, позволили перевестись поближе к Первопрестольной, в часть, расквартированную в области.
– Господи, думала - сгнило все! Тася, вот этот отрез на платье возьмешь?»
В Москве середины девяностых не было принято привередничать. Мама взяла и отрез на платье, и патронташ с трусами-недельками, и даже большую нарядную чашку с отколотой ручкой. Папа потом аккуратно обточил острые сколы, мама замазала белые пятна лаком для ногтей, и несколько лет большая чашка в форме распустившегося бутона служила Землероевым вазочкой под рафинад.
Все это заграничное обильное богатство поразило четырехлетнюю Дусю в самое крошечное сердце и навсегда застряло в памяти: яркие ковры во всю стену, чешский хрусталь на потолке и в горках, высокий черноволосый мальчик в фантастическом спортивном костюмчике, скроенном как будто из красочных лоскутков. А в детском садике Дуси все мальчики ходили в темных колготках и шортиках, делавших их маленькими, обычными, простыми. Неизъяснимо заграничный
Взрослые увлеклись рассматриваем богатства, забытая всеми Дуся сидела в углу за коробками и несмело перебирала всамделишные гоночные машинки, яркие наклейки, мягчайшие ластики, в игрушках попадались леденцы...
Иногда в тот угол заглядывал Костик. По хозяйски отбирал машинки - Дуся и слово-то боялась вымолвить, отдавала все безропотно!
– и, ничего не говоря малявке, уносился на голоса взрослых.
Дуся смотрела на мальчика снизу вверх. Что в общем-то типично в отношении малявки к старшему брату.
На долгие годы она словно бы застряла в том углу. Скорчилась на корточках и любовалась чужим игрушечным богатством, не смея ничего попросить поиграть на время. (Благодушная тетя Зина, правда, сама потом подарила шикарного немецкого пупса с соской и кукольный набор посуды, так как ими уже закончила играть старшая дочь Катерина.) Все связанное с Костиком так и осталось небывало ярким, определенно заграничным и не похожим на простую жизнь.
Даже когда «подлец-мерзавец-прелюбодей!» дядя Толя ушел к буфетчице из воинской части, а тетя Зина слегла с инфарктом, распродала хрустать, сервизы, барахло, брат Котик остался для Дуси мерилом совершенства. Точкой отсчета, откуда начиналось все впечатляющее, не из обыденной жизни. Никто не мог сравниться с Костей. Он самый лучший, умный, взрослый, самый-самый.
Мама и папа посмеивались над детской влюбленностью дочери. Лучшая подруга, нынешняя философиня Линка Синицына называла Котика «избалованный сукин сын». Никто не мог поколебать уверенности Евдокии: только с Костиком-Котиком ее жизнь может приобрести наполненность и смысл, он один способен сделать праздником каждый день и даже час.
Пожалуй, единственным человеком, полностью согласным с Дусей, являлась тетя Зина. Ради сына она, почти без преувеличения, встала со смертного одра, заставила себя существовать и полностью подчинила жизнь дражайшему Котику. Работала на двух работах, тащила семью, встречаясь с родственниками часами говорила о Котиковых пятерках (тройки в счет не шли, их ставят дуры-училки, не понимающие талантливого мальчика) и будущих успехах.
Кстати сказать, настоящая двоюродная сестра Евдокии Катерина вполне могла бы заслужить похвалу от матери, но все ее достижения прошли абсолютно незамеченными. Катерина легко закончила школу и институт иностранных языков. Вышла замуж за «простого инженера», неожиданно для всех ставшего приличным бизнесменом. Родила троих детей - дом полная чаша.
Как будто нарочно поддерживая уверенность Дуси в небывалой значимости, Котик изредка приглашал ее на какие-то мероприятия. Самая незабываемая тусовка случилась у девятнадцатилетней Евдокии на дне рождения брата: шикарный клуб, лица из телевизора и глянца, шампанское рекой (мажор-приятель Котика расщедрился), костюм-рубашка-туфли брата ничем не отличаются от прочих.
Дуся три дня вымаливала у мамы деньги на новое платье, но все равно чувствовала себя бедной родственницей, кухаркиной дочкой, затерявшейся между полуголых танцовщиц с внешностью кинозвезд.
В общем, кажется, понятно, откуда уши растут. Из детских комплексов, от старого пупса и чашки с отколотой ручкой. В прошлом году Евдокия категорически отказать ехать с родителями в Крым. Выбила-вымолила себе разрешение отдохнуть по-взрослому, отдельно, в настоящей загранице. Мама сходила к Костику, собравшемуся на Кипр, и попросила его взять с собою и Дусю: «Присмотришь там за ней, Евдокия девочка послушная, много проблем не доставит».