Стойкий запах лосьона
Шрифт:
– Может потому, что Армения мононациональна, как никакая другая республика?
– спросила Ирина.
– Скорее другое: всю свою историю армяне боролись, чтоб уцелеть, не исчезнуть. На земле, наверное, только два таких народа: мы и евреи... Ты свой виварий пополнила?
– неожиданно спросил Погосов.
– Да. А почему ты спрашиваешь?
– удивилась она резкому переходу к другой теме.
– Зашиваюсь, выручи. На двух группах животных я уже проверил. Мне нужно еще испытать взвесь на ингаляционное и на аллергизирующее воздействие на третьей группе
– Это по хоздоговорной теме?
– Да. Сделаешь?
– Ладно, доктор Фауст, сделаю. Хотя своей работы полно.
– Еще кофе?
– предложил Погосов.
– Нет, хватит, очень крепкий.
Он начал убирать со стола, опрокинул чашку, густой черный ручеек потек под бумаги, лежавшие кипой справа и слева, Ирина стала помогать ему отодвигать бумаги, чтоб не промокли, откуда-то из-под них выкатился зеленый металлический туб, в каких обычно бывают импортные лекарства. Погосов схватил этот туб и сунул в карман. Ирину удивила торопливость, с какой это было сделано - туб металлический, не промок бы.
– Что это?
– спросила она.
– Ерунда, - отмахнулся он.
– Западногерманские витамины.
– Пьешь, что ли?
– Ага.
– Летом? Чего вдруг? Когда полно помидоров, болгарского перца, зелени. И ты все это любишь. Врешь ты, Погос.
– Вру, - добродушно согласился он, куском марли промокая лужицу на столе.
Приоткрылась дверь, девушка-лаборантка в белом халате, заглянув, сказала:
– Ирина Григорьевна, извините. К вам Суярко с химфармзавода приехал.
– Иду!
– отозвалась Ирина...
16
Костюкович вышел из застекленного тамбура, где толпились родственники больных, пытавшиеся проникнуть в неурочное время к своим близким, уговаривали пожилую женщину-швейцара, но та была неумолимой.
– Посещение с пяти, вот написано, читать надо. Что вы тут кучу образовали, дайте доктору пройти!..
По долгим ступеням он спустился с холма и пошел к трамвайной остановке. Было начало четвертого. Он ждал трамвай минут десять, когда перед ним остановилась "девятка" и из приоткрывшейся дверцы высунулся Туровский:
– Марк! Домой, что ли? Садись!
Костюкович обрадовался оказии, на дорогу обычно уходил час из-за двух пересадок - с трамвая на автобус, а затем на троллейбус. Он редко ездил на работу своей машиной, парковаться приходилось на пятачке у входа в приемный покой, куда то и дело подъезжали машины "скорой", нередко калечившие докторские легковушки, дважды досталось и "жигуленку" Костюковича...
Едва он нырнул в "девятку", как почувствовал знакомый уже запах лосьона. Костюкович оказался на заднем сидении рядом с Туровским. Водитель, полуобернувшись, поприветствовал:
– Здравствуйте, Марк Григорьевич. Не узнаете?
Но Костюкович уже узнал Алтунина.
– Здравствуй, Сева, - коротко сказал Костюкович, все еще втягивая носом парфюмерный запах.
– Разбогател, "девятку" гоняешь?
– Гоняю, - ответил Алтунин.
Рядом с Севой сидел здоровенный мужик лет сорока в светло-серой безрукавке и в серых из плащевки брюках.
– Знакомься, Марк, это наш тренер Виктор Петрович Гущин, - сказал Туровский.
Гущин молча кивнул Костюковичу, но голубовато-водянистые глаза его, словно выпученные, под короткими белесыми ресницами, смотрели как-то настороженно.
"У него, похоже, что-то со щитовидкой", - подумал Костюкович, отметив эти глаза, как бы не вмещавшиеся в орбитах. Только сейчас он вспомнил, что видел, хотя и издали, этого человека на спортбазе, когда приходил к Туровскому. Они сидели тогда с Туровским в комнатке, а через распахнутое окно виднелся бассейн, и там на бровке стоял тренер, что-то кричал, размахивая рукой, на нем были красные с каким-то узором красивые плавки...
– Ты спешишь?
– спросил Туровский, повернув голову к Костюковичу. Мы едем с тренировочной базы, хотим где-нибудь пообедать. Составишь компанию?
– Денег с собой нет, - ответил Костюкович.
– Ерунда! Мы приглашаем, так что никаких проблем. Так, Петрович? обратился Туровский к тренеру.
– Порядок, - прогудел тот.
– Куда поедем, Виктор Петрович?
– спросил Алтунин.
– Жми в "Голубой день".
Костюкович знал, что это гриль-бар за городом, в лесном массиве, в зоне отдыха. Ему не очень-то хотелось быть в роли приглашенного. С какой стати? Кто он им? Может, Туровский просто из вежливости сказал "составишь компанию?" в надежде, что откажется. А услышав, куда они собираются, он расстроился, понимая, что в этом загородном гриль-баре цены космические. Поэтому, когда добрались до развилки - влево дорога в центр, а прямо - за город, в сосновый бор, где и приютился "Голубой день", Костюкович сказал:
– Притормози, Сева. Я сойду, пожалуй. Мы там засидимся, а у меня еще дома кое-какие дела.
– Да брось ты! Вот совковая психология!
– махнул рукой Туровский. Когда-то же и расслабиться надо! Не щепетильничай! Пригласили - не комплексуй. Мы знаем эту тревогу, и знаем свои возможности. Так, Петрович?
– Порядок! Кати, Сева, - скомандовал Гущин.
"А черт с вами!
– подумал Костюкович.
– Чего я в самом деле? Не напрашивался же!" - успокаивал он себя, пытаясь избавиться от чувства неловкости...
В гриль-баре народу было немного: время послеполуденное, да и будний день. Сразу же подошла официантка, похоже, знавшая клиентов.
Туровский сказал ей:
– Привет, подруга. Значит, как обычно, остальное из загашника.
Первым делом она принесла минеральную воду в бутылках без этикеток, на других столах на бутылках были этикетки местной воды "Криничанка". Только потом, во время еды Костюкович понял, что им подали "Боржоми". Стол быстро заполнялся: малиновые помидоры, маленькие огородные огурчики, филе копченого карпа, обложенное каперсами, пучки свежего лука, армянская бастурма, лобио с копченой грудинкой, в глубоком квадратном блюдечке крабы, тарелка с пахучей кинзой и тархуном, бутылка коньяка "Славутич", а вместо хлеба еще теплый лаваш.