Стойкий запах лосьона

Глазов Григорий Соломонович

– Ира, я поднимусь ненадолго к Левиным.

– Хорошо. Захлопни дверь и возьми ключ, - отозвалась сестра из другой комнаты...

На звонок открыл сын Левина Виталик.

– Отец дома?
– спросил Костюкович.

– Дома. Заходи.

Левин сидел в старой полосатой пижаме, в тапочках на босу ногу и вырезал что-то из бумаги, на столе перед ним лежало еще несколько листков и стоял пузырек с клеем.

– Садись, Марк, - поверх очков глянул Левин на Костюковича.

– Чем это вы заняты?
– спросил Костюкович.

–

Виталик купил Сашке модельки самолетов, а клеить поручено мне. Но моего интеллекта что-то на это не хватает. Либо я дурак, либо инструкция дурацкая, а внук требует, - он отложил ножницы, снял очки.
– Чем кончилась история с жалобой на тебя? Был в прокуратуре?

– Да. Обошлось, все в порядке.

– Ну и слава Богу.

– Ефим Захарович, если можно доказать, что тренер и врач команды пичкали спортсмена допинговым препаратом, в результате - поражение стенок кровеносных сосудов, а в итоге - смерть от инсульта, скажите, это подсудное дело?

– В общем-то, конечно. Разумеется, сперва следствие, нужны очень веские доказательства... Что они давали спортсмену, какой допинг?

– Анаболический стероид. Это хорошее лекарство, если в умеренных дозах и определенный срок, оговоренный врачами, - Костюкович рассказал все, что приключилось с Зиминым и о своем касательстве к этому.
– Я хочу обратиться в прокуратуру. Как вы считаете?

– Это, разумеется, твое право и, если говорить красиво, твой врачебный долг. Негодяев, конечно, полезно бы проучить, чтоб другим неповадно было. Но... Понимаешь, Марк, не любят следователи такие дела, Левин поскреб щеку.

– Почему? Тут все ясно!

– Кому? Тебе? Тут много косвенного, нужны солидные экспертные заключения, возня большая. Да и прецедентов таких я что-то не слышал. Боюсь, что и результата не даст. Милиция и прокуратура будут нос воротить. Тянуть резину. Да и ты выглядишь тут, вроде как лицо заинтересованное и в ином смысле: жалобы на тебя были, что смортсмен этот умер по твоей вине. И хотя жалобы закрыты, как полная чушь, адвокат противной стороны не преминет представить тебя, как мстителя обидчика. Вот какая картина может получиться. Ты ведь даже не знаешь, какой анаболик они давали.

– Знаю. Вот это. Узнаете?
– Костюкович вынул из кармана зеленый маленький туб.

– Где ты его взял?
– удивился Левин.

– Один спортсмен принес. Тренеру и врачу команды это досталось с помощью таможни. У них там есть свой человек. Некий Ягныш.

– Ягныш?!
– подхватился Левин.
– Это ты мне приятную новость принес! Ну-ка посиди, - он встал и, шаркая шлепанцами, подошел к телефону, завертел диск.

– Иван? Это я, - сказал Левин.
– Чем занят?

– Пылесосю ковер, - отозвался Михальченко.

– Оторвись на минутку. Картонную коробку с "Фармации" помнишь? А Ягныша с таможни не забыл? Так вот это его рук дело на "Фармации".

– Чего это вы вдруг решили?

–

А я, Иван, даже в клозете думаю. Вот и придумал. А если серьезно, есть у меня хороший сосед, он и надоумил. Сделай вот что, пожалуйста: ты начальника таможни Борового знаешь?

– Кима Петровича? Конечно, знаю!

– Позвони ему, может, он еще на работе, а нет - домой. Попроси, чтоб он выяснил по своим талмудам, у кого была изъята эта коробка. Скажи, что это в его интересах. Передай от меня привет. И перезвони потом мне.

– Добро...

Левин вернулся к Костюковичу.

– Слышал?
– спросил он.

– Да, но ничего не понял, - ответил Костюкович.

– Некоторое время назад на таможне была конфискована картонная коробка с упаковками этих анаболиков, - указал он на зеленый туб. Поскольку именно это лекарство не значится в разрешительном перечне и реализации через аптечную сеть не подлежало, но должно было быть актировано, т.е. уничтожено в присутствии представителей объединения "Фармации", налоговых органов и таможни. Но за день или за два, не помню, коробка была похищена с одного из складов "Фармации"... Может, поужинаешь с нами? Выпьем по сто граммов. У меня есть спирт, настоянный на облепихе, еще с прошлого года.

– С удовольствием.

– Виталик, - позвал Левин сына.
– Скажи маме, пусть поставит картошечку в мундирах, сварит сосиски, ты открой банку сайры и банку баклажан по-армянски. Хлеб в доме есть? Может, Иру позовем?
– спросил он у Костюковича. Она давно у нас не была.

– У нее настроение плохое, не пойдет...

Минут через двадцать позвонил Михальченко:

– Ефим Захарович? Борового я поймал еще на работе. Он как раз собирался уходить. Немножко кочевряжился, мол, поздно уже, устал, жрать хочет. Но когда я ему сказал, что дело важное для них, а не для нас, да еще связано с Ягнышем, согласился. В общем коробка с лекарствами была задержана до выяснения у врача команды пловцов Туровского Олега Константиновича.

– Ясно, - сказал Левин.
– Завтра утром я поеду к Боровому с подробностями насчет Ягныша. Пусть добивают его. Он и в этом деле был наводчиком. А шоферюга с "Фармации", который развозил в тот день лекарства с этого склада по аптекам, наверное, за хорошую взятку согласился упереть ящик для господ спортсменов... Теперь все в порядке. Будь здоров, прости, у меня гость...

– Коробку из-за границы вез Туровский, - сказал Левин Костюковичу. Остальное, надеюсь, ты понял...

Через полчаса они сели ужинать, все еще обсуждая происшедшее.

– Бардак, - сказал Костюкович, очищая кожуру от картофелины и дуя на пальцы.

– Бардак, - согласился Левин.
– Причем плохой бардак. Но, к сожалению, это тот случай, когда бандершу не уволишь... Что ж, поехали! он поднес свою рюмку с разбавленным спиртом к рюмке Костюковича, чокнулся, выпил, крякнул.
– Хорошо!..