Стою у двери
Шрифт:
На пустынном голом берегу с трудом отодрал от себя попутчика, всерьез опасаясь за целостность нервущегося комбинезона. Поставил на песок.
Скворш ошалело вращал глазами, пытаясь восстановить дыхание.
– Да-а. Ты был прав. Колдунов здесь не любят. Придется мне двигаться на юг. Там, ты говоришь, их как-то терпят... А нужен мне, видимо, именно, колдун. Только он сможет мне все растолковать о вашем мире. Такие вот проблемы. Ну как, успокоился? Давай прощаться.
Скворш с безграничной благодарностью и даже каким-то обожанием смотрел на своего спасителя. Потом сообразил, о чем тот говорит. Сморщил личико, явно собираясь заплакать.
– Ну ладно, ладно... Час назад ты меня вообще не знал... А теперь расставаться не хочешь.
– Нет, не хочу. Давай, лучше, мы вместе... Ой! Меня, кажется, зовут.
– И куда-то в пространство: Иду! Сейчас буду! Послушай, - затараторил он.
– Ты когда найдешь место поспокойнее, или просто соскучишься в дороге, или нужен я тебе буду - позови. Ладно?
– Но я же не знаю...
Но скворш перебил:
– Меня зовут Анжела.
– Так ты... скворшиха?!
– А ты думал?
– И исчезла.
Варри ошалело уставился в пустоту. Ну, денек...
Ладно. Пора отправляться, пока горожане не оклемались. Задача ясна как одному колдуну найти другого колдуна. Всего-то. Пара пустяков.
И Варри двинулся на юг.
4. НОЧНЫЕ БЕСЕДЫ
– Давненько я не не спал всю ночь!
– Варри устало откинулся на подушки кресла, сцепив за головой руки.
– Давненько я не бодрствовал всю ночь! Учись выражаться изящно даже после бессонной ночи!
– его собеседник, скрываемый мраком комнаты, был категоричен и наставителен.
– Кроме того, разве ты не слышишь, ведь это звучит, как первая строка сонета? "Давненько я не бодрствовал всю ночь..."
– "Ужель никто не мог мне в том помочь?" - предложил Варри.
– Уже лучше. Видишь, как промывает уснувшие мозги струйка хорошей поэзии. И ты, как человек, бесспорно, образованный...
– Образование, учитель, есть функция эпохи. Так же, как и воспитание. Вы сами изволили мне это доказывать всю ночь. А эпоха, будучи понятием неопределенным, тем самым становится еще и понятием географическим, как пытался вам показать недостойный ученик. Я же, как неоднократно говорилось великим учителем, не от мира сего. А поэтому не могу быть в достаточной мере ни образованным, ни воспитанным. Дикси.
Учитель выслушал всю эту тираду молча, лишь слегка его силуэт на фоне сереющего окна кивал головой, так же молча и, казалось, завороженно встал, подошел к окну, обойдя массивный стол в центре комнаты, с усилием отдернул бархатные гардины и застыл, вглядываясь в зарождающийся день.
– Да-а...
– промолвил он наконец.
– Учеба пошла впрок. Стройностью мысли ты можешь затмить любого... Здесь, по крайней мере. Но много ли в том моей вины - вот в чем вопрос? Сделал ли я что-то, кроме обучения тебя искусству выражения собственных мыслей? Которые и без того были в твоей загадочной голове... И это возвращает нас к вопросу...
– Но, учитель! Вы же сами говорили, что форма неотделима от содержания...
– Не перебивай! Возвращает нас к вопросу о твоем происхождении в нашем скромном городке.
– Он резко обернулся к собеседнику и оперся спиной на раму окна.
– Обсудим этот вопрос еще раз?
– Но я же говорил, учитель. Пришел с северо-запада, из замка Сен-Мишель...
– Я не о том, Варри, не о том. Ну ладно, если хочешь, я поставлю вопрос иначе. Откуда ты появился в замке Сен-Мишель?
– Ну-у... Как и все, наверное...
– Ой ли?
Варри почувствовал, что сегодня отвертеться не удастся. Этот разговор назревал долго, слишком уж мучителен, видно, был для старика вопрос о его, варрином, происхождении. Не смог, видимо, Варри до конца замаскироваться, пригасить свои нездешние таланты.
С чего же начать? И что из всего рассказать ему? Чтобы не напугать, чтобы не раскрыться до конца, став беззащитным, чтобы сделать из учителя союзника.
Пауза слишком затянулась.
Старик (интересно, за все это время так и не узнал, как его зовут) оттолкнулся от подоконника, миновал полки, набитые фолиантами, книгами, рукописями, заметками, черновиками трактатов, которые никогда не будут написаны, задел головой прикрепленное к потолку семинитной веревкой чучело крокодила, раскрутил глобус, словно вырастающий из пола своей массивной ногой, подошел к креслу, в котором утопал Варри, склонился своим костлявым шелушащимся лицом к лицу ученика, наклонив по-вороньи голову и спросил, нет, поинтересовался, нет, попросил:
– Сегодня? Сейчас?
Кр-р-рак - тс-с, кр-р-рак - тс-с... Качается под потолком крокодил, иссушенный временем и алхимическими опытами.
Чик-чик-чик-чик, чи-ик-ик... Застыл глобус на непритертой оси, нечасто ему приходится вращаться.
Варри медленно подался вперед, почти упершись носом в нос собеседника, тяжело вздохнул.
– Учитель, а почему бы нам не выпить сперва кофе?
Это означало: "Да!" И понятно было обоим.
– В самом деле - утром, после бессонной ночи - в самый раз. Не хуже поэзии. Тем более, что Джованни уже пришел. Слышишь, опять что-то разбил внизу?
– И уже громко, призывно:
– Джованни!!!
Пятясь, вернулся к своему креслу - напротив варриного, опустил себя в него, скрестил руки на груди.
По деревянным ступеням лестницы тяжело забухало, дверь распахнулась и на пороге возник Джованни - в своей утренней ипостаси.
Дело было в том, что Джованни воплощал в себе извечную попытку человека подняться из пучины невежества к просветлению разума. Но, отягощенную алкоголем.
Утренний Джованни - изысканно одетый, надушенный, бодрый - начинал новую жизнь. Он прилежно изучал науки, ассистировал в опытах своему хозяину. Пытался даже вести некое подобие лабораторного журнала или дневника.
Но, постепенно, в течении дня, количество алкоголя в его крови загадочным образом повышалось. Была ли в том вина расположенной через дорогу винной лавки? Или дело было в том, что дочка хозяина лавки, девушка незаурядной наружности, была без ума от Джованни Утреннего?
Так или иначе, к обеду Джованни уже с пренебрежением относился к науке, к опытам - и своим и чужим. И смотрел на мир холодным взглядом прагматика. "Чем бумагу изводить и зверей мучить, шли бы лучше каналы рыть! Или, еще лучше, городские стены укреплять, не ровен час, кочевники нападут!"