Стою у двери

Федоров Игорь

Сразу после обеда он искренне считал, что не работает тот, кто не копает, или, на худой конец, не забивает гвозди. В этот период он был наиболее тяжел в общении и агрессивен. И хозяин предпочитал именно после обеда отправлять его за покупками, получать у ремесленников заказы, встречать в порту грузы. Любопытно, какое мнение в городе складывалось об алхимических опытах после разговоров с Джованни Послеобеденным?

Ближе к ужину Джованни начинал боготворить своего хозяина. За запредельную мудрость и абсолютную иррациональность его существования.

После

ужина это перерастало в суеверный страх, попытки защититься примитивными заговорами, непреходящее желание забиться в угол и притаиться там, раз уж этот неземной демон из какой-то своей прихоти желает держать его в этом доме.

Потом он неуловимо перетекал в состояние "Море-по-колено", а все эти суеверия - старые бабки придумали, а у нас дела и поважнее есть! Нагло хлопал дверью и шел приставать к дочке хозяина винной лавки.

Тот встречал Джованни Вечернего кулаками. И он обиженно-агрессивно покачивался домой. И... Финальные его стадии известны, видимо, лишь его домовладелице, женщине сварливой и немолодой. И то слава богу.

Итак, на пороге стоял Джованни Утренний.

– Я слушаю, сеньор.

– Сделай нам кофе. Побольше. И...
– Учитель вопросительно посмотрел на Варри, - и принеси кальян.

– Хорошо, сеньор. Кстати, я хотел вас спросить еще вчера - можно ли использовать Каббалистический Ключ Соломона в качестве пентакля?

Варри открыл было рот - чтобы ответить, по привычке, но учитель перебил:

– Не сейчас, Джованни, мы заняты.

– Прошу прощения, сеньор. Не буду мешать.
– И удалился сотворять кофе.

Чтобы не столь тягучим было ожидание главного разговора, надо было пока о чем-то поболтать. О чем-то не столь важном. Варри никак не мог найти тему...

Учитель, все же, был учителем.

– Кстати, Варри, о кофе. Ведь могло бы быть и так, что мы не знали бы этого напитка. Ты никогда не задумывался?

– Нет, учитель.

– Правда дело тут не в кофе. А в чем-то более широком и важном... А может я просто подгоняю свои размышления под простые и недостойные вещи. И кальяна могло не быть. И моих опытов.

– О чем вы?

– Представь себе, что в древности, ну, скажем, веков десять назад, человечество, разделилось бы на несколько больших групп. Несколько - это три, ну, скажем, четыре.

– В каком смысле, разделилось?
– Варри напрягся.

– Ну, например, по религиозному признаку. Возникли бы какие-то всеохватные религии, претендующие на исчерпывающее знание о мире, о его происхождении и о том, как людям следует жить в этом мире. Понимаешь? Не так, как сейчас - в каждом домене, в каждой провинции, в каждой стране свои боги и божки, мы их можем уважать или презирать, подчиняться их ритуалам или нет, не много духов, демонов, сил, гениев... А один Бог. Единый и общий для всех. Но у каждой из трех групп - свой. И каждая из этих всеохватных религий претендовала бы на звание мировой, стремилась бы подчинить себе остальные народы. Понимаешь?

– Да, кажется... Но как такое могло бы

стать?

– Не знаю, не задумывался... Скажем... Те же пророчества древних иудеев вдруг стали настолько ярки и подтверждаемы, что к ним примкнули бы сначала соседние народы, потом Рим - как метрополия, он впитывал влияние провинций. За Римом - другие колонии, а это - почти вся Европа... И имели бы мы вместо пестрой и демократичной нынешней Европы со множеством религий (и иудеев-пророков в том числе) монолитный блок - с единой моралью, предрассудками, ценностями и заблуждениями. На востоке - не отстали бы от нас. Тоже измыслили бы что-то свое, своего единого Бога - правильнее и единее нашего. В Африке - своего... И тут бы началось такое...

Просто страшно представить этот кровавый туман, в который погрузилась бы цивилизация. Тот, кто верит не как мы - тот враг. Тот, кто ведет себя не так - враг, убей врага. Тот, кто стремится не к тому - враг! Убей, или переведи в свою веру. Если мы и при нынешней-то теософской демократии ухитрились столько крови пролить...

– Учитель, не слишком ли мрачно?

– Может быть... Но если уж воображать нереальное, так воображать честно.

– Да, но я так и не понял, как же могло бы возникнуть такое положение дел.

– Ты слишком многого от меня хочешь. Я лишь моделирую. Изобретать способы - дело практиков. Ну, вот хотя бы... Помнишь, как сэр Самюэль Резерфорд доказал, что алмаз состоит из углерода, так же как уголь? Он купил на свои деньги крупный бриллиант, запаял его в стеклянную колбу и при большом скоплении народа, академиков в том числе - поджег от солнца лупой. А затем проанализировал продукты сгорания. Это называется "драматизировать идею", сделать ее яркой и запоминающейся. Найдись такой талантливый драматизатор в любой из нынешних религий, да захоти он распространить ее свет на все страны и народы, то вполне могло бы получиться. Не дай бог.

– Кофе, синьоры. Куда поставить кальян?

– Да-да, спасибо, Джованни. Сюда.

– Кстати, а при чем здесь кофе, учитель?

– Как, при чем?! Хозяин заказали, я и сделал!

– Я не у тебя, Джованни. И не о том.

– Ну как, при чем? Ведь кофе пришел к нам из Африки, через Ближний Восток. Если моя модель верна, то ему пришлось бы добираться через несколько мировых религий. Где-нибудь его бы точно объявили богомерзким и богопротивным - как напиток неправильно верующих. И запретили бы к употреблению. Вот тебе и кофе...

Варри пригубил густого, горячего, терпкого, пахнущего пряностями напитка, с трудом сглотнул, и понял, что дальше откладывать нельзя. Не то не хватит духу.

– Учитель. Как, по-вашему, устроен мир?

– Что значит, по-моему?

– Да нет, не то, как вы лично считаете, а как считает вся здешняя наука.

От последних слов учитель вздрогнул.

Нет, как-то не так надо объяснять, что-то я не то говорю... Варри опять задумался, поднес ко рту чашку.

– Видите ли, мне придется многое объяснять...