Страх и отвращение предвыборной гонки – 72
Шрифт:
Вы снова улыбаетесь, хотя очень хотите выглядеть серьезным. Но Скуайн вдруг кричит кому-то через бассейн, затем возвращается к вам и говорит:
— Боже, Вирджил, я очень сожалею, но должен бежать. Тот парень должен пригнать мой новый «Дженсен интерсептор».
Он усмехается и протягивает руку снова. Затем:
— Скажите, может быть, мы можем поговорить позже, а? В каком вы номере?
— В 1909-м.
Он кивает.
— Как насчет поужинать в семь? Вы свободны?
— Конечно.
— Замечательно! — продолжает он. — Мы можем прокатиться на моем новом «Дженсене»
— Мой тоже, — говорите вы. — Я много слышал о нем.
Он опять кивает.
— Я провел там какое-то время в феврале прошлого года… Но у нас было неудачное мероприятие, попали примерно на 25 штук.
Господи! «Дженсен интерсептор», 25 штук… Скуайн определенно птица высокого полета.
— Увидимся в семь, — говорит он, отходя.
Стук в дверь номера раздается в 19:02, но вместо Скуайна перед вами предстает красивая молодая девушка со светлыми волосами, которая говорит, что Дж. послал ее забрать вас.
— У него деловой ужин с сенатором, и он присоединится к нам позже в «Краб Хаусе».
— Замечательно, замечательно, может, мы выпьем?
Она кивает.
— Конечно, но не здесь. Мы поедем в Северный Майами и заберем мою подругу… Но давайте покурим, прежде чем пойдем.
— Господи! Это выглядит как сигара!
— Именно так! — смеется она. — И она сведет нас обоих с ума.
Прошло много времени, на часах 4:30 утра. Мокрый до нитки, вы вваливаетесь в вестибюль гостиницы, моля о помощи: ни бумажника, ни денег, ни удостоверения личности. Кровь на обеих руках, один ботинок пропал. До номера вас тащат двое коридорных…
Завтрак в полдень на следующий день, полубольной вы сидите в кафе — ждете из Сент-Луиса от жены денежный перевод «Вестерн Юнион». О прошлой ночи в голове лишь обрывочные воспоминания.
— Привет, Вирджил!
Дж. Скуайн, по-прежнему ухмыляющийся.
— Где вы были вчера вечером, Вирджил? Я пришел почти минута в минуту, но вас не было.
— Меня ограбили — ваша подруга.
— Да? Очень жаль. А я хотел выцепить этот ваш гадкий маленький голос.
— Гадкий? Минуточку… Эта девушка, которую вы отправили; мы пошли куда-то встретиться с вами.
— Что за чушь! Ты хочешь надуть меня, Вирджил! Если бы мы не были в одной команде, у меня мог бы возникнуть соблазн пригрозить тебе.
Вспышка гнева, болезненно отдающаяся в голове.
— Пошел ты, Скуайн! Я не в твоей команде! Если вы хотите мой голос, то вы знаете, черт возьми, как его получить, и эта твоя проклятая подруга-наркоманка по-любому не поможет.
Скуайн тяжело улыбается.
— Скажи мне, Вирджил, что ты хотел получить за свой голос? Место на федеральной скамье?
— Ты, черт возьми, прав! Из-за тебя у меня вчера вечером были ужасные неприятности. Когда я вернулся сюда, мой бумажник исчез, а на руках у меня была кровь.
— Я знаю. Ты в буквальном смысле выбил из нее все дерьмо.
— Что?
— Взгляни на эти фотографии, Вирджил. Это одни из самых отвратительных снимков, которые я когда-либо видел.
— Фотографии?
Скуайн передает их через стол.
— О, мой бог!
— Да, это то, что я сказал, Вирджил.
— Нет! Это не мог быть я! Я никогда не видел эту девушку! Боже, она же ребенок!
— Вот почему эти снимки настолько отвратительны, Вирджил. Тебе повезло, что мы не отнесли их прямо в полицию и тебя не заперли в камере. — Ударяет по столу кулаком. — Это изнасилование, Вирджил! Это содомия! С ребенком!
— Нет!
— Да, Вирджил — и теперь тебе придется заплатить за это.
— Как? О чем ты говоришь?
Скуайн снова улыбается.
— Голоса, мой друг. Твой и еще пять. Шесть голосов за шесть негативов. Готов ли ты?
Слезы ярости на глазах.
— Ты злобный сукин сын! Ты шантажируешь меня!
— Это просто смехотворно, Вирджил. Смехотворно. Я говорю о коалиции.
— Я даже не знаю шестерых делегатов. Я не знаком с ними лично. И, кроме того, все они чего-то захотят.
Скуайн качает головой.
— Не говори мне этого, Вирджил. Я бы предпочел этого не слышать. Просто принеси мне шесть имен из этого списка к завтрашнему полудню. Если все они проголосуют правильно, ты никогда не услышишь ни слова о том, что случилось прошлой ночью.
— Что делать, если я не смогу?
Скуайн улыбается, затем печально качает головой.
— Твоя жизнь повернется в худшую сторону, Вирджил.
Ужасное безумие… И такое может срабатывать бесконечно. Трудный диалог после пяти месяцев избирательной кампании дается легко. А чувство юмора в большой политике не считается чем-то обязательным. Джанки мало смеются, их тусовка слишком серьезна, и политический наркоман в этом отношении не сильно отличается от героинового.
В обоих этих мирах те, кто находится внутри, испытывают кайф, но любой, кто когда-либо пытался жить с героиновым наркоманом, скажет вам, что это невозможно, если не познакомиться со шприцем и не начать тоже вмазываться.
В политике то же самое. Налицо фантастический адреналиновый кайф, который приходит от полной вовлеченности в стремительно продвигающуюся политическую кампанию, особенно если вы играете против больших ставок и начинаете чувствовать себя победителем.
Насколько мне известно, я — единственный журналист, освещающий предвыборную гонку–72, который провел какое-то время по другую сторону этой баррикады как кандидат и политик на местном уровне. И, несмотря на очевидные различия между выдвижением от «Власти фриков» на пост шерифа Аспена и участием в гонке за пост президента Соединенных Штатов в качестве примерного демократа, в основе своей все это удивительно похоже… Любые различия стираются на фоне громадной, непреодолимой пропасти, лежащей между яркой реальностью жизни день за днем в вихре лихо закрученной кампании и дьявольской, крысино-ублюдочной скучищей освещения той же кампании в качестве журналиста, заглядывающего снаружи.