Страх и отвращение в Лас-Вегасе. Дикое путешествие в Сердце Американской Мечты
Шрифт:
Он выглядел потрясенным.
Я рассмеялся.
– Чистая экономика. Эта девушка ниспослана Богам! – я одарил его настоящей улыбкой Хэмфри Богарта, обнажив все 32 зуба… – Блядь, да наши финансы поют романсы! И неожиданно ты цепляешь какую-то мускулистую придурковатую телку, с помощью которой мы можем делать штуку в день.
– Нет! – закричал он. – Прекрати так говорить! – Дверь лифта открылась, и мы зашагали по направлению к стоянке.
– По моим подсчетам, она сможет обслужить четверых за раз. Боже, да если мы будем держать ее все время под кислотой, то это больше, чем две
– Гнусный ублюдок! – брызгая слюной, завопил он. – Да я тебе проломлю твою сраную черепушку!
Он косился на меня, прикрыв от солнца глаза. Я вычислил «Кита» за пятьдесят шагов от двери.
– А вот и тачка, – сказал я. – Не так плохо для сутенера…
Адвокат застонал. На его лице отражалась мучительная борьба, которую он вел в своем мозгу со спорадическими кислотными вспышками: жуткие волны болезненного напряжения, сопровождаемые общим замешательством. Когда я открыл багажник «Кита», чтобы достать сумки, он рассвирепел:
– Какого черта ты здесь делаешь? – зарычал он. – Это не машина Люси.
– Знаю, – ответил я. – Это мой багаж.– Да на хуй его, – заорал он. – То, что я адвокат хренов, вовсе не означает, что ты можешь слоняться по стоянке и тырить вещи прямо в моем присутствии! – он сделал шаг назад. – Что за хуйня с тобой стряслась? Нам не удастся отпереться от такого обвинения.
После продолжительного препирательства мы вернулись обратно в номер и попытались серьезно поговорить с Люси. Я чувствовал себя как наци, но это необходимо было сделать. Она не подходила нам – во всяком случае не в этой двусмысленной ситуации. Очень плохо, если она действительно окажется той, кто она есть, – странной молодой девушкой в судорогах кошмарного психотического опыта, – но меня еще больше беспокоило предчувствие того, что она сможет через несколько часов оказаться достаточно вменяемой и в неистовой ярости, завязанной на Иисусе, начнет копаться в своих туманных воспоминаниях, как ее подцепил и совратил в Международном аэропорту Лос-Анджелеса некий жестокий самоанец, накачал ее ликером и ЛСД, а потом затащил ее в номер отеля Вегаса и безжалостно осквернил каждое отверстие на ее теле своим трепещущим необрезанным членом.
У меня было страшное видение Люси, которая вламывается в гримерку Барбры Стрейзанд и выкладывает ей свою брутальную поучительную историю. Что покончит с нами. Они выследят нас и, поймав с поличным, скорее всего кастрируют…
Я объяснил все это моему адвокату, расплакавшемуся от мысли, что придется отделаться от Люси. Она все еще была в глухой отключке, и я чувствовал: единственно возможным решением будет отправить ее из «Фламинго» как можно дальше, пока она не успела прийти в себя и вспомнить, где она была и что с ней произошло.
Люси, пока мы спорили, сидела на тахте, делая угольным карандашом уродливый рисунок Барбры Стрейзанд. На этот раз по памяти. Это было изображение в фас: зубы – как бейсбольные мячи и глаза – как сгустки огня.
Полнейший напряг этой ситуации заставил меня нервничать. Эта девочка была ходячей бомбой замедленного действия. Бог его знает, что она могла прямо сейчас натворить со всей этой бьющей через край энергией, если бы она не занималась наброском этого отвратного скетча. И что она соберется сделать, когда придет в себя: достаточно прочитать «The Vegas Visitor », который я притащил, и выяснить, что выступление Стрейзанд не ожидается в «Американе» в ближайшие три недели?
Мой адвокат наконец согласился, что Люси должна нас покинуть. Перспектива получить приговор по закону Мэнка, за которым последует процедура исключения из корпорации адвокатов и потеря всех средств к существованию, сыграла для него решающую роль. В глазах федерального суда это была гнусная уголовщина. Особенно если ее совершил самоанский монстроид, встретившийся лицом к лицу с типичным белым судом присяжных из среднего класса в Южной Калифорнии.
– Они могут пришить тебе еще похищение, – убеждал я его. – Прямой путь в газовую камеру, как в деле Чессмэна. И, даже если удастся это опровергнуть, они пошлют тебя назад в Неваду за изнасилование и консенсуальную содомию.
– Нет! – кричал он. – Мне жаль эту девочку, и я хочу помочь ей!
Я улыбнулся.
– Это то, что говорил Толстый Арбэкль, и ты знаешь, что они с ним сделали.
– Кто?
– Неважно. Просто представь себе картину: ты говоришь присяжным, что ты пытался помочь этой бедной девочке, дав ей ЛСД, а затем заманив в Вегас для своих злодейских, в чем мать родила, телодвижений в жопу.
Он печально покачал головой.
– Ты прав. Они, вероятно, сожгут меня заживо у позорного столба… или предадут огню прямо на скамье подсудимых. Блядь, вот и пытайся кому-нибудь помочь в наши дни…
Мы уговорили Люси спуститься к машине, сказав ей, что пришло время «ехать встречаться с Барброй». У нас не было никаких проблем в том, чтобы убедить ее забрать с собой все рисунки, но она никак не могла понять, зачем мой адвокат захотел взять ее чемодан.
– Я не хочу смутить ее, – протестовала она. – Она будет думать, что я пытаюсь навязаться к ней в гости или еще что-нибудь в этом роде.
– Нет, она не такая, – быстро сказал я.
Но это было все, что я мог сообразить. Я чувствовал себя как Мартин Борман. Что произойдет с этой бедной идиотиной, когда мы от нее избавимся? Тюрьма? Проституция? Что бы сказал в этой ситуации доктор Дарвин? (Естественный, как его… отброс? Какое правильное слово? Рассматривал ли Дарвин идею временной непригодности? Типа «временного помешательства»? Мог бы доктор отвести в своей теории место для такой штуки, как ЛСД?)
Все это, конечно, академично. Люси зависла над нами дамокловым мечом, который вполне мог бы рубануть по нашим шеям. Другого выбора у нас абсолютно не было, – оставалось только бросить ее на произвол судьбы и надеяться, что память у нее ебнулась. Впрочем, некоторые кислотные жертвы – особенно психованные монголоиды – имеют странную, известную идиотской науке склонность вспоминать случайные детали, и ничего больше. Возможно, что Люси проведет еще два дня в тисках полной амнезии, а затем выскочит из нее, не помня ничего, кроме нашего гостиничного номера во «Фламинго»…
Я подумал об этом… Но оставалось все-таки одно – увезти Люси в пустыню и скормить ее останки ящерицам. К такому я не был готов: пожалуй, подобный вариант был несколько тяжеловат для той хуйни, которую мы пытались обезопасить. Для моего адвоката. К этому все и сводилось. Так что проблема заключалась в том, чтобы выработать золотую середину и направить Люси в том направлении, где она не захочет взяться за ум и спровоцировать роковой ответный удар.
Деньги у нее были. Мой адвокат убедился в этом.