Страх (Сборник)
Шрифт:
Полная луна плыла над священным курганом древлян. Человек в сером дождался ночи, когда вода могла говорить, и сейчас, бросая в костер последний кусок коры с гадательными рунами, Белогуб задумчиво смотрел в чашу. Отсветы багряного пламени играли на его лице. Тут же стоял и Лад, но лицо его было бледным: впервые волхв показал ему свое тайное искусство.
– Что это было? – хрипло прошептал Лад. Первые слова дались ему не без труда. – Там, в чаше?
– Пророчество снова живо, –
– Но… – Юноша снова испуганно посмотрел на говорящую воду. – Как такое возможно?
– Кто-то выжил в тот день. – Белогуб поднялся, тяжело опираясь на посох, обратил взор к луне. Черная задумчивость теперь осталась на его лице, и дальше он словно говорил сам с собой. – Кровь Рюрика течет в молодом Игоре. Но кто она?
Волхв указал посохом на чашу. Пламя на миг вспыхнуло и окончательно погасло.
– Ее охраняют сильные чары, под стать моим.
Он посмотрел на своего воспитанника и, смягчаясь, произнес:
– Ступай, Лад. Уходи отсюда. И не оборачивайся.
– Но, волхв…
– Для тебя это может быть опасно. А когда услышишь волчий вой над курганом, беги со всех ног.
Полная луна скрылась за облаком, очень напоминавшим по форме волчью голову, и раскрытая пасть вот-вот проглотит ночное светило.
Лад быстро пробирался по ночному лесу. Он даже не понял, как его ноги сами перешли на бег. Потому что волна ужаса похолодила спину юноши, когда над притихшим лесом поплыл леденящий волчий вой.
Тень громадного двуногого чудовища мелькнула над обезлюдевшим курганом. Вот оно опустилось на руки, и через мгновение на кургане оказался огромный черный волк. Седая отметина тянулась по его голове – от затылка к пасти. Размером он превосходил медведя, но вряд ли в этом лесу нашелся бы зверь, посмевший бросить ему вызов.
Волк прыгнул. Но не в ту сторону, где скрылся послушный Лад. Прыжок его оказался под стать полету. И вот теперь огромный зверь, хозяин ночи, бежал через спящие леса, поля и деревни; люди не успевали его заметить, лишь ощущали движение грозной, чудовищной и тоскливой тени; а волк бежал дальше, в один присест перемахивая реки, от его лап разбегались круги на застывшей глади уснувших озер, залитых лунным светом; он бежал сквозь туманы, окутавшие землю, покрывая немыслимые расстояния, и вот деревья вокруг измельчали, дыхание близкой тундры стелилось над травами, а волк все бежал к далеким северным скалам… Пока не отыскал вход в пещеру.
Потом он бежал под землей, и безошибочное чутье зверя вело его по темным лабиринтам, пока впереди не мелькнули отблески подземного огня. И тогда здесь, в глубокой пещере, раздался волчий вой, который перерос в громогласный зов волхва Белогуба:
– Карла Феорг!
Кузнец, что обитал здесь, вздрогнул и, оглянувшись, прошептал:
– Пришел…
Кузнец Карла Феорг, что обитал в подземной пещере, был гоблином вполовину человеческого роста. Кожа его была коричневой, нос огромным и крючковатым, а тронутые желтизной зубы весьма походили на клыки. Лысый череп перетекал в покатый лоб без бровей, а от красноватых глаз веяло враждебностью и подозрительностью.
Кузнец еще несколько раз ударил молотом, затем взял длинными щипцами огненную сталь и охладил ее в воде. Волхв Белогуб молча наблюдал за работой Карлы Феорга. Вот гоблин поднял щипцы, любуясь в свете горна своим творением: это был черный, целиком выкованный из какого-то дивно легкого железа арбалет.
– Он зачарован ядом земли, – прошипел гоблин. – Это даже больше того, о чем ты мог мечтать.
Кузнец с гордостью причмокнул, глядя на голову гоблина с оскаленной пастью, украшающую ложе оружия.
– Я дам ему свое имя – Феорг. Он будет беспощаден и неумолим к твоим врагам.
– Скажи, Карла Феорг, сын Гаина, – задумчиво промолвил Белогуб, – уязвим ли для него тот, кому суждено принять смерть от своего коня?
Глаза кузнеца зло блеснули:
– Рох, сын Фарфира…
– Я же велел тебе не пользоваться этим именем!
– Как скажешь… – в горле гоблина родились булькающие смешки. – Он несет смерть, но не меняет судьбу. Даже великим не мешало бы помнить об этом. Ну, Феорг твой! Теперь мы в расчете?
Ни один мускул не дрогнул на лице волхва Белогуба.
– Ты же знаешь, что нет, – спокойно проговорил он. – Я могу вызвать тебя еще один раз.
Река, по которой Авось всего несколько дней назад с караваном купцов двигался в Итиль, теперь служила дорогой обратно. Идти приходилось против течения, в основном на веслах, парус выручал редко. Удивительно, но гребцами были гридни князя, а порой и сам Олег сменял уставших. Не приходилось сменять лишь Фарлафа: казалось, берсерку усталость неведома, и над драккаром периодически раздавался его громкий смех.
Любопытство раздирало Авося, но неожиданное благоразумие удерживало юношу от излишних вопросов. Наконец, спустя сутки после бегства из Итиля, совсем приунывший Карифа, глядя на кагана, произнес:
– Конец торговле. Никогда бедному Карифе больше не появиться в Итиле.
Каган сидел в тени навеса. Действие дурманящего питья постепенно прекращалось, но великий правитель хазарского каганата так до конца и не понимал, что происходит.
Князь Олег усмехнулся словам Карифы.
– Может ли богатейший из купцов называть себя бедным? – весело поинтересовался он.
– Все мое осталось в Итиле…
– Я выдам тебе охранную грамоту, Карифа, – с улыбкой пообещал Олег, – в которой будет сказано, что ты был увезен насильно. Я хочу установить мир с хазарами. Вожди обоих народов не забудут оказанных тобой услуг.
– Примем тебя в гридни князя, – расхохотался Фарлаф.
– Выдадим тебе меч, – издевательски усмехнулся Свенельд.
Карифа на это лишь испуганно замахал руками. И тогда неожиданно вмешался Авось: