Шрифт:
Пролог
Множество разодетых придворных, разбившись на группки, вполголоса обсуждали прошедшие свадебные празднества и турниры. Неожиданно в зале послышались четкие шаги, дворяне расступились в стороны и уставились на сухопарого мужчину в длинных замшевых ботфортах и черной кирасе, скромно украшенной золотой чеканкой. Его образ завершали старомодный берет с тремя пышными павлиньими перьями, волнистые длинные волосы с легкой проседью, гордый профиль с внушительным горбатым носом, аккуратно подстриженная бородка и веселые наглые темно-карие глаза. На шее мужчины в такт его шагам мерно покачивался
Он уверенно чеканил шаг по навощенному палисандровому паркету, не обращая никакого внимания на основную массу придворных, но не забывал одаривать своей улыбкой некоторых дам и приветствовать легким кивком своих знакомых.
Кавалер ордена Золотого Руна, баннерет Бургундии барон ван Гуттен, по совместительству гранд-камергер, отвечающий за личную охрану герцогини, помимо чинов и титулов имел много прозвищ, последним из которых было прозвище Гентский Палач, полученное совсем недавно.
Он не был любимцем Бургундского Отеля, мало того, большая часть придворных люто ненавидела его и считала не более чем зарвавшимся выскочкой. Нелюбовь объяснялась очень просто: барон был богат как Крез, беззастенчиво пользовался популярностью у женщин и водил дружбу почти со всеми первыми лицами Отеля, щедро осыпавшими его своей благосклонностью. И даже новый герцог Бургундии и Фландрии, муж дочери покойного Карла Смелого Максимилиан Габсбург с какой-то стати не стал обходить барона милостями. Вот и сейчас, с завистью думали дворяне, он призвал его пред свои сиятельные глаза явно не для того, чтобы сослать в опалу. О том, что именно барон своей хитростью, коварством и жестокостью практически свел на нет Гентский мятеж, и о том, что во многом благодаря ван Гуттену брак Марии и Максимилиана вообще состоялся, предпочитали не вспоминать.
Но по целому ряду причин сплетники судачили втихомолку. Одной из этих причин был обыкновенный инстинкт самосохранения – гранд-камергер барон Жан ван Гуттен считался одним из лучших бойцов Европы и, невзирая на лица, никогда не упускал возможности пустить в ход свой клинок. Впрочем, это не мешало недругам тайно лелеять надежду, что барона рано или поздно убьют в поединке. Возможно, даже сегодня вечером. Или завтра. Но все-таки лучше побыстрее.
Чернокожие молодцы в ливреях цветов Марии Бургундской, стоявшие в карауле пред покоями герцогской четы, четко взяли на караул, барон им небрежно кивнул и скрылся за высокими дверями, покрытыми искусной резьбой.
– Кавалер ордена Золотого Руна, гранд-камергер барон ван Гуттен! – зычно рявкнул гербовый король, со значением вздернул синий припухший нос к потолку и пристукнул своим жезлом об пол.
Барон немедля обмахнул перьями берета ковры и склонился в глубоком поклоне пред герцогом и герцогиней.
Герцог, крупный мужчина с оттопыренной нижней губой, придававшей его лицу упрямое выражение и прямо намекавшей на его принадлежность к породе Габсбургов, приветливо улыбнулся и сказал с сильным немецким акцентом:
– Рад видеть вас, мой друг.
– Я ваш покорный слуга, ваше высочество…
Барон повторил поклон, но в этот раз адресовал его Марии Бургундской, новоиспеченной супруге Максимилиана Габсбурга. Герцогиня – миловидная молодая женщина, очень похожая внешностью на своего покойного отца, благосклонно кивнула ему в ответ. В уголках ее рта едва заметно промелькнула приветливая улыбка.
– Мы удивлены вашей просьбой… – с легким показным недоумением произнесла она низким грудным голосом.
Барон в очередной раз подивился, насколько изменилась Мария после свадьбы с Максимилианом. Властный голос, полное достоинства лицо, казавшееся из-за этого немного старше, даже жесты стали более степенными и уверенными; словом, от той взбалмошной и порывистой, тайно в него влюбленной девчонки ровным счетом ничего не осталось…
– Более чем! – сбив барона с мысли, экспрессивно дополнил жену герцог и небрежным жестом поправил воротник на своем шитом золотом пурпуэне. – Извольте объясниться, барон.
Максимилиан еще не полностью освоился в герцогском статусе и от старания ему соответствовать немного переигрывал.
– Сир… – Ван Гуттен подавил в себе улыбку и повинно склонил голову. – Я потерял смысл своего существования и намерен провести остаток жизни в покаянии…
– Печально и очень некстати, – недовольно выпятив губу, буркнул герцог. – Не забывайте, идет война, и у меня каждый клинок на счету, особенно такой, как ваш. Тем более мне как гроссмейстеру ордена Золотого Руна совсем не помешает ваше участие в делах ордена. Но… – Максимилиан сделал долгую внушительную паузу, – но, учитывая просьбу кардинала и моей дражайшей тещи, я решил поучаствовать в решении вашей проблемы. Поступим следующим образом: я вас отпускаю в бессрочный отпуск, но… но…
Герцог запнулся и, не подобрав необходимого слова, беспомощно посмотрел на жену.
– Если ваше душевное состояние пойдет на лад, его высочество потребует немедленного возвращения барона ван Гуттена ко двору. – Мария Бургундская закончила фразу за своего супруга.
– Именно так! – подтвердил Максимилиан и окинул жену обожающим взглядом.
– Благодарю вас, сир! Я ваш покорный слуга… – почтительно заявил барон и, умело скрывая довольное лицо, опять отвесил поклон. – Ваши желания для меня – закон…
– Да, и еще… – добавила герцогиня, отвечая ласковой улыбкой на взгляд своего мужа, – мы надеемся, что поставки из ваших владений к нашему двору будут продолжены.
– Да-да, продолжены… – машинально продублировал Максимилиан, не отводя взгляда от жены.
– Несомненно, ваше высочество!.. – Барон, не в силах сдерживаться, иронично хмыкнул, но молодые супруги были настолько заняты друг другом, что этого совершенно не заметили.
Ван Гуттен не стал нарушать идиллию молодоженов, покинул герцогские покои и быстро зашагал по приемному залу. Ему до чертиков надоел двор, делано угодливые рожи придворных просто бесили, поэтому он хотел как можно быстрее отсюда убраться.
Тем более что барон уже выполнил предсмертную просьбу своего покойного сюзерена и больше не чувствовал себя обязанным Бургундской короне. А Максимилиан? В свое время Жан ван Гуттен отказался служить его отцу, самому кайзеру Великой Римской империи, и уж совсем не собирался служить сыну, решив ограничиться обязательными налогами и щитовой повинностью в денежном эквиваленте. К тому же у барона скопилось немало долгов перед самим собой, и он в ближайшее время собирался их закрыть.
Но это уже завтра, а на сегодня остались некоторые нерешенные дела при дворе, требующие его прямого участия…