Страна Арманьяк. Фаворит
Шрифт:
– Сир… Палят из пушек: очевидно, хотят привлечь наше внимание… – тихо подсказал Тук. – Время у нас есть, можно…
– Веренвен, лево руля!.. – не дослушав, рявкнул я. – Да шевелитесь, мать вашу…
Что, черт возьми, могло случиться? Что? И Фен с Фиораванти два дня назад сорвались в Гуттен без объяснений… Не дай бог, что-нибудь с малышками или Матильдой – на кол посажу клятого жида…
Ледяные тиски тревоги не разжимались до самого причала. Да так и не разжались…
Не дожидаясь, пока шебека пришвартуется, я выскочил
– Что случилось? Какого хрена сигналы подавали? Говори…
Рыбак висел в моих руках, как тряпка, и молчал. Я крутнул головой и увидел неподалеку еще троих, тоже стоящих на коленях. Да что за хрень? Сознание наотрез отказывалось что-либо понимать.
– Где староста, мать твою? Где все?
Мужик, не поднимая голову, указал в сторону замка.
Луиджи и Пьетро, не дожидаясь команды, стали выпрягать лошаденку из телеги. Но они не успели закончить: к причалу примчался старшина замковой стражи Торвальд Баумгартнер с парой стражников и заводными лошадьми. Увидев, как он повалился на колени, я ничего не стал спрашивать, вскочил в седло и погнал коня к замку. Ни на что хорошее уже не надеялся. Потому что все стражники были одеты в черное.
Влетел в замковые ворота, соскочил с седла, совсем было собрался бежать в покои, но замер, увидев, как во двор выходят мои ближники. Последним появился Соломон. Он шел покачиваясь, неверными шагами, лицо еврея было смертельно-бледным, вокруг глаз чернели круги; создавалось впечатление, что это идет мертвец, какой-то непонятной силой поднятый из могилы.
Не доходя до меня пару шагов, еврей упал на колени, поддернул воротник, обнажил шею и склонился к земле.
Не глядя по сторонам, я выдрал из ножен эспаду и шагнул вперед.
– Что с детьми?
Соломон ничего не ответил и только больше склонил голову.
Отливающий серебром клинок со свистом вспорол воздух и со смачным хрустом впился в поросшую черным пушком шею. Нереально алая струя крови хлестнула по мощенному брусчаткой двору. Карминовые капельки беспокойно закачались на чахлых травинках, пробившихся в щели между камнями…
Видение было настолько живым и ярким, что, когда я открыл глаза, дико удивился, увидев лекаря живым и невредимым.
– Что с детьми? – едва выдавливая из себя слова, повторил я вопрос.
– Сын мой! – бросился ко мне падре Михаэль, замковый капеллан. И осекся, увидев кончик эспады у своего горла.
– Я в последний раз спрашиваю…
– Дык в детской… – прошептал священник, с ужасом посматривая на слегка подрагивающее острие возле своего кадыка. – С няньками же…
Ноги разом перестали держать, но выручили близнецы, стойкими солдатиками выросшие у меня по бокам.
– Господин… – натужно прохрипел Соломон, не вставая с колен. – Я сделал все что мог, но… но…
– Сир… – Фиораванти шлепнулся рядом с лекарем.
– Хозяин… – Фен присоединился к ломбардцу.
– Господин… –
– Призываю в свидетели Святую Богородицу! – рявкнул Логан откуда-то из-за моей спины. – Если вы немедленно не объясните, что случилось, я лишу вас жизни…
– Тихо!
Я поднял голову и увидел, как ко мне идет Брунгильда, жена Логана. Переваливаясь словно утка и придерживая рукой громадный живот, она быстро добралась до меня, крепко ухватила за локоть и потащила за собой, в беседку подле замковой стены.
– Господь забрал даму Матильду… – горячо шептала она по пути. – И ребеночка, еще не рожденного. Два дня как схоронили. Знаю, любил ты ее… Ты поплачь, поплачь… легче станет… Эй, кто там, живо подать нам…
Слуг опередил Логан, подсунувший мне флягу с арманьяком. Все еще не понимая, что случилось, я судорожно глотнул…
– Пятого дня прибыл в приют для паломников при Гуттене странствующий августинец Корнелий… – как сквозь подушку доносился до меня хрип Баумгартнера. – С частичкой мощей святого Бонифация… Дама Матильда обласкала оного монаха и приложилась губами к мощнице. Монах убыл, а четвертого дня у госпожи начался…
– Ядом была покрыта крышка мощницы… – перебил его Соломон. – Я сделал все что мог, но яд уже поразил внутренности с мозгом, и к вечеру…
– Оного августинца мы разыскивали… – забубнил Баумгартнер. – И таки сыскали…
– Еретика проклятущего, вовеки проклятого… – возмущенно воскликнул фра Михаэль. – А даму Матильду мы отпели, все как положено, не сумлевайтесь, ваше сия….
– Где эта скотина?! – разъяренным медведем заревел Виллем Аскенс.
– Дык в темнице же…
– Рты закрыли все!.. – Я наконец начал приходить в себя. – Проводите меня к Матильде…
На меня накатило совершенно необъяснимое спокойствие. Ни злости, ни горя, никаких эмоций, совсем никаких – как одеревенел. Просто хочется сдохнуть…
Матильду похоронили при замковой часовне. Я постоял на коленях возле усыпальницы, с дикой злостью коря себя за то, что не смог выжать даже одной слезинки, а потом отправился к девочкам играть с ними в куклы.
А уже в детской, возясь с малышками, чуть не сошел с ума от горя; запоздало, но накрыло все-таки. Но никого не винил в случившемся, подобного развития событий я и сам бы не смог предусмотреть.
Подумал и приказал срочно привезти из Антверпена Лилит и допустить ее к дочуркам, с полномочиями матери. Если кому и доверю своих красавиц, то только этой цыганке.
Земфира не отставала от меня ни на шаг, в ее глазах плескалось настоящее, неподдельное горе, она искренне сопереживала, но почему-то не произнесла даже слова. А Логан все это время плакал, примостив свою голову на обширном животе супруги.
– Не надо, братец… – Я потрепал его по волосам. – Времени у нас нет. Идем лучше поспрашиваем уродца…