Страна багровых туч. Глиняный бог
Шрифт:
За стеной я ожидал увидеть что-нибудь вроде города или поселка. Но, к моему изумлению, за ними оказалась вторая стена, такая же высокая, как и первая. Шофер вернулся к машине, включил мотор и стал въезжать. Я пошел за машиной. Она повернула направо и медленно поехала вдоль двух стен, образовавших коридор шириной метров десять. Здесь было уже совсем темно. У ворот находилась небольшая глиняная пристройка, возле которой стояли часовые в военной форме, с карабинами наперевес. Тот, мимо которого я проходил, вытянулся в мою сторону и посмотрел на багаж.
Так мы шли минут пять — машина впереди и я с вещами сзади, пока не остановились
Шофер вышел из машины и постучал. Дверь сразу же открылась, и в ней появился силуэт человека.
— Входите, господин Пьер Мюрдаль, — произнес он на чистейшем французском языке и протянул руку к моим вещам. — Давайте познакомимся. Мое имя Шварц.
Я покорно вошел. Сзади себя я услышал, как заревел автомобиль. Араб — шофер — остался за оградой.
— У нас формальностей немного, — произнес встретивший меня, когда мы подошли к небольшой брезентовой палатке. — Будьте добры, ваш диплом, письмо от мистера Бара и вашу воду.
— И что? — переспросил я.
— Воду. У вас, наверное, есть с собой вода в термосе или в бутылке?
— Есть, — ответил я.
— Вот ее-то вы и должны сдать.
Я открыл саквояж и передал ему документы.
— А зачем вам моя вода?
— Мера предосторожности, — ответил он. — Мы боимся, чтобы с водой к нам сюда не попала какая-нибудь инфекция. Вы ведь знаете, здесь, в Африке…
— Ах, понимаю!
Он скрылся с моими документами и термосом, а я огляделся вокруг. Прямо передо мной вытянулись три длинные постройки барачного типа. Дальше, направо, виднелся трехэтажный дом и рядом с ним здание, похожее на башню. За постройками виднелась светлая полоска изгороди. Вначале я подумал, что эти ограды и являются границами территории. Но эту мысль сразу же пришлось отвергнуть, потому что за дальней стеной я увидел нечто поразившее меня самым неожиданным образом: над ней возвышались верхушки пальм. Они на фоне пурпурного, почти фиолетового вечернего неба казались ярко-алыми. Судя по их цвету, я бы никогда не поверил, что это пальмы. Но слишком характерными были их кроны, их резные широкие листья, их гофрированные стволы. И все же цвет их листьев казался слишком алым — таким, как цвет окрашенных солнцем стен бараков.
“Оазис алых пальм”, — подумал я.
Солнце зашло быстро, начали сгущаться сумерки. Здесь, в пустыне, вечер длится всего несколько минут. Затем внезапно наступает кромешная тьма. Исчезли алые пальмы, потускнели бараки, и все погрузилось во мрак. Сразу стало прохладно. Вспыхнуло электричество, бесконечный ряд электрических ламп вдоль изгородей.
Из палатки вышел господин Шварц. В руках у него был зажженный электрический фонарик.
— Ну, вот и все. Теперь пошли на вашу квартиру. Извините, что вам пришлось немного подождать. Это не очень приятно после утомительной дороги.
Он взял мой чемодан, и мы медленно зашагали по глубокому песку в том направлении, где росли пальмы.
МОРИС ПУАССОН
— К сожалению, после окончания университета все мы такие, — лениво произнес Морис Пуассон. — Требуется много времени, прежде чем мы поймем, что сейчас границ между различными научными дисциплинами нет. Получается так: университетский курс существует сам по себе, а практика — сама по себе. И все из-за того, что в университете засилье старых консерваторов, вроде профессоров Перени,
— Они не только наши. Это корифеи всей науки. Ими гордится Франция, — возразил я, рассматривая инструкции к кварцевому спектрографу.
Сегодня Пуассон пришел рано. Согласно расписанию, наша работа должна была начинаться в одиннадцать утра. Он же пришел в девять, когда я только начинал завтракать.
Я перестал читать инструкцию и посмотрел ему в лицо.
— Скажите мне, пожалуйста, что мы делаем. Вот уже неделя, как я живу между этими двумя глиняными стенами, и все еще не понимаю, что здесь происходит. Меня волнует неизвестность. Еще никто толком мне не сказал, зачем я сюда приехал.
Морис грустно улыбнулся и подошел к окну. Он посмотрел куда-то вдаль и как бы про себя быстро заговорил:
— Вы здесь неделю, а я уже скоро три месяца. Если вы думаете, что я могу ответить на все ваши вопросы, то вы глубоко ошибаетесь! Я и не задаю их себе. К чему?
Он повернулся ко мне лицом.
— Впрочем, могу дать вам один совет: берегите нервы. Не думайте ни о чем, что выходит за пределы ваших обязанностей. Вы лаборант — хорошо. Сейчас вам необходимо изучать спектрофотометрию и научиться делать химические анализы средствами физической оптики.
— Да, но я ведь химик, понимаете, химик!
Он пожал плечами и снова подошел к окну. Затем вдруг ни с того ни с сего спросил:
— А вы обратили внимание, что все оптические приборы здесь — фирмы Карла Цейсса…
— Да.
— Цейсс — хорошая немецкая оптическая фирма. Помните, как в университете мы дрались за право сделать практическую работу на цейссовском микроскопе?
Пуассон, как и я, окончил Сорбонский университет, только годом раньше. Он специализировался по физической химии. До встречи здесь я его не знал. Его представили мне на третий день моего приезда.
Родом он был из Руана. О Париже он меня ничего не спрашивал. Начал он занятия со мной сухо, с подчеркнутой важностью. В перерывах между занятиями мы рассуждали о науке вообще.
— Итак, теперь вы знаете, как устроен этот прибор. Прошу вас рассказать по порядку методику спектрального анализа.
Я закрыл инструкцию и, как когда-то перед профессором на экзамене, начал:
— Вначале нужно включить водородную лампу и с помощью конденсорной линзы изображение кварцевого окошка спроектировать на входную щель спектрографа. Затем закрыть диафрагму, между щелью и конденсором поместить кювету с исследуемой жидкостью, вставить кассету в камеру спектрографа, открыть ее, открыть диафрагму и сделать экспозицию. После закрыть диафрагму, отодвинуть водородную лампу, поставить на ее место вольтову дугу с железными электродами, передвинуть пластинку в кассете на одно деление и проэкспонировать свет железной дуги. После этого проявить пластинку, высушить ее и профотометрировать.
— Зачем необходимо экспонировать железную дугу? — спросил он, развалившись в кресле и закрыв глаза.
— Чтобы сопоставить всем участкам спектра линии железа, частоты которых известны.
— Кому они известны? Вам они известны?
— Мне? Пока нет. Они вот здесь, в этом каталоге.
— Правильно, — произнес он, вставая. — Научитесь читать спектр железной дуги по памяти. Это не очень трудно. Нужно запомнить всего каких-нибудь двести цифр. Говорят, Грабер не любит, когда при работе заглядывают в справочники.