Страна мечты
Шрифт:
А тем временем, оснований для благодушия не просматривалось – по подробнейшим данным разведки, на аэродромах Курил могло базироваться до 600 японских самолетов, на юге Сахалина имелось 13 аэродромов, на которых могло разместиться еще несколько сотен машин, 11 из них имели ВПП до 1000–1100 м, 2 – бетонные ВПП длиной 1300–1500 м; и на Хоккайдо могло базироваться до 1500 самолетов. Также не исключалась массовая переброска авиации с Хонсю – разведка доложила о наличии там 6–7 тысячах самолетов, приготовленных для отражения американского десанта, правда, оговорив, что значительная их часть является устаревшими и учебными. Однако было известно, что немцы успели поставить в Японию крупную партию ФВ-190 и Ме-109, самых последних моделей, в том числе и в палубной версии, – а бои в Атлантике 1943 года (рейды Тиле) показали, что немецкая палубная авиация представляет достаточно серьезную угрозу. Известно было что в состав японского флота входят шесть больших авианосцев – «Тайхо», «Дзуйкаку», «Секаку» [13] , «Унрю», «Амаги», «Кацураги», а также какое-то количество малых авианосцев, перестроенных
13
Напомню что Раков говорит еще о времени до битвы у Сайпана.
Итого наличные силы нашей морской авиации на ДВ еще могут кое-как обеспечить ПВО и вести ближнюю разведку. Поддержка тактических десантов была возможна лишь на малом удалении, в пределах боевого радиуса Ил-2. Еще реальны попытки нарушать японское судоходство, крейсерскими вылетами торпедоносцев – и то, при условии хорошего разведывательного обеспечения, привычная для Балтики «свободная охота» на тихоокеанских просторах была малоперспективной. Штабная игра, где прорабатывался бой с японской авианосной эскадрой, дала просто катастрофические результаты. Опыт Тихоокеанской войны показывал, что японцы никогда не подходили к вражеским аэродромам ближе чем на 200 морских миль, а обычно же наносили удары с гораздо большего расстояния – и в то, что они зарвутся и допустят настолько грубую ошибку, не верил никто. Самураев можно было считать кем угодно – беззастенчивыми агрессорами, жестокими оккупантами, без малейшего зазрения совести практиковавшими массовые убийства мирного населения на оккупированных территориях, но воинами они были первоклассными, так что никаких оснований заподозрить их в идиотизме просто не было. А сто миль было пределом, до которого Ла-7 могли прикрыть ударную авиацию! В итоге реальными оставались два варианта: в первом торпедоносцы и пикировщики шли в атаку без истребительного прикрытия – что гарантированно приводило к гибели не менее 75 % наших ударных машин, при умеренных потерях японцев; во втором наши истребители сопровождали атакующую волну до цели, но для них это был полет без возврата, поскольку бензина им должно было хватить лишь на то, чтобы долететь и провести короткий бой – в этом варианте мы гарантированно теряли все истребители, не менее половины торпедоносцев и пикировщиков; что же касается самураев, то при разных вариантах их действий их потери сильно различались – были возможны и тяжелые потери, в том случае, если нам удалось бы застать их врасплох, были возможны и вполне для них терпимые, если они успевали поднять истребители. Итого, при том условии, что японцы не сделают ошибок, мы теряли лучших летчиков нашей морской авиации, сведенных в отборный гвардейский авиакорпус Резерва Ставки, в обмен на нанесение японскому Ударному соединению довольно умеренных потерь. Оставалось только констатировать тот факт, что при использовании обычных наших тактических схем и техники поставленную командованием задачу решить было невозможно.
Следует отметить: применения управляемых боеприпасов первого поколения само по себе проблему не решало! Как я уже сказал, для наведения Х-1400, чтобы траектория бомбы лежала внутри «баллистической воронки», необходимо было сбрасывать скорость самолета, сохраняя при этом постоянный курс. И затруднительно было одновременное применение бомб по одной цели, так как операторы при этом путали трассеры свои и соседей. Проблемой также оказался обрыв управляющих проводов осколками зенитных снарядов – это было обнаружено еще до войны, в осенних учениях на Ладоге, когда корабли БФ, сопровождающие «мишенную флотилию» при бомбежке вели интенсивный зенитный огонь, понятно, с разрывами на меньшей высоте. Результатом был заказ промышленности на разработку радиокомандной версии, Х-1400Р, но эти бомбы к началу боевых действий были получены в весьма малом количестве. И применение КАБ никак не снимало для нас угрозу от японских истребителей – среди материалов разведки, нам предоставленных, были данные о попытке применения японцами управляемых бомб с системой наведения в виде пилота-смертника, окончившаяся полной неудачей, так как все бомбардировщики-носители были сбиты американскими истребителями еще на подлете, задолго до собственно атаки. Кроме того, было общеизвестно, что против больших военных кораблей торпеда является намного более эффективным оружием – а оттого мы не исключали их атаки и торпедоносцы. Хотя страшно было представить, какие у них будут потери – если даже на Балтике в сорок третьем, при гораздо более слабой немецкой корабельной ПВО, торпедоносцы жили в среднем 3–4 вылета, что было меньше, чем даже у штурмовиков.
На доклад к наркому ВМФ Кузнецову я летел в соответствующем расположении духа – после всех побед над немцами расписываться в своей бессилии перед японцами очень не хотелось, но выхода найти не удавалось. Николай Герасимович выслушал меня спокойно – впрочем, это было для него нормой – такой уж он человек, доброжелательный и тактичный по отношению к окружающим. Также присутствовали Лазарев и Зозуля.
– Что ж, товарищ Раков, хорошо, что вы не поступили, как японский адмирал, окажись он на вашем месте – эта фраза была мне тогда непонятна, поскольку мы не знали еще про тактику камикадзе, причем в массированном исполнении – а теперь посмотрите, пожалуйста, вот это.
Это был план удара воздушной армии ВМФ (с расчетом сил и средств), в составе которой имелось девятьсот бомбардировщиков (первая волна – носители высокоточного оружия, вторая – обычные пикировщики и торпедоносцы, для добивания поврежденных кораблей) по японскому авианосно-линейному соединению, в составе трех линкоров, двух линейных крейсеров, шести тяжелых авианосцев, шести тяжелых крейсеров и тридцати эсминцев. Дорогу ударным самолетам должны были расчистить 400 Ла-11 – я знал, что в КБ Лавочкина разрабатывается этот истребитель, но чтобы уже включать его в расчет?
Я имел сведения по ВВС всех наших флотов. ЧФ располагал четырьмя дивизиями – 4-й истребительной, 11-й штурмовой, 2-й гвард. минно-торпедной, 13-й пикирующих бомбардировщиков. КБФ – три дивизии: 8-я минно-торпедная, 9-я штурмовая, 1-я гвард. истребительная. СФ – три: 5-я минно-торпедная, 6-я истребительная, 14-я смешанная. И пять дивизий, как я уже сказал, было на ТОФ. Итого пятнадцать, причем с заметным креном в сторону истребителей – даже бомбардировочные и штурмовые дивизии, как правило, включали в себя один, а то и два (как 9-я и 11-я шад) истребительных полка. Если же считать по полкам, имеющих однородный состав (примем в среднем по 30 самолетов, хотя на ДВ еще были полки старой организации, по 50, 60), что выходило – торпедоносцы, 9 полков, 270 машин. Пикировщики – 6 полков, 180 машин. Штурмовики – 7 полков, 210 машин. Истребители – 25 полков, 750 машин. Особый корпус давал прибавку, еще пять бомбардировочных полков (два бывших торпедоносных, обученных работе с КАБ) и два пикировщиков. И это была вся морская авиация СССР!
Для сравнения: у японцев на каждом авианосце было от 65 самолетов, два наших полка (тип «Унрю»), до 84 («Тайхо»), на типе «Акаги» было по 90, но они, к счастью, уже все утопли. Говоря упрощенно, каждый авианосец имел на борту смешанную авиадивизию (у нас номинально состав был больше – но с учетом реально боеготовых машин выходил почти паритет).
– Товарищи, давайте я попробую описать текущий расклад, как я его понял, – спокойно и доброжелательно сказал Лазарев, – а вы, помня то, что я не летчик и не штабист, поправите меня, если я ошибусь.
Я был немного удивлен – привыкнув к общению с командующим БФ Трибуцем, считавшим нормой разговор с нижестоящими на повышенных тонах. В сравнении с ним адмирал, предлагающий подчиненным указать на его ошибки, производил впечатление марсианина.
– Итак, товарищи, – неторопливо начал Лазарев, – в том случае, если мы «разденем» ВВС всех западных флотов до последнего боевого летчика, то всех имеющихся соединений хватит на формирование одной сильной воздушной армии, насчитывающей около двух тысяч машин. Резервов у нас не будет, так что восполнять потери нечем. Противник имеет порядка 500 машин палубной авиации, примерно 4000 самолетов базовой авиации, как минимум 3000 машин армейской авиации. Разведка, правда, докладывает о многочисленных недостатках в японских ВВС, но, во-первых, мы не знаем, насколько это соответствует истине, во-вторых, даже если это святая правда, с начала и до конца, то при четырехкратном численном превосходстве японцев можно говорить разве что о равенстве сил в воздухе. При подавляющем превосходстве самураев в надводных кораблях это означает, что ТОФ будет гарантированно уничтожен, а наши десанты перемолоты в фарш. Однако наши возможности против кораблей весьма ограничены – все, что у нас есть, это 330 пикировщиков, 243 торпедоносца, 90 бомбардировщиков – носителей высокоточного оружия. С учетом того, что в условиях активного противодействия противника торпедоносец живет 3–4 вылета, пикировщик – 5–10 вылетов, по носителям КАБ статистики пока нет, да и 18 попаданий за один вылет пусть и тяжелых бронебойных бомб точно не смогут переломить ход возможного сражения, это значит, что нашей ударной авиации хватит на одно хорошее сражение, не более того – причем нет никакой гарантии, что нам хотя бы удастся нанести японцам тяжелые потери.
Лазарев сделал паузу, внимательно глядя на нас с Зозулей – впоследствии я привык к этой его манере, предлагать к рассмотрению худший из возможных вариантов – и давать подчиненным возможность предложить выход из, казалось бы, безнадежного положения.
– Разрешите, Михаил Петрович, – попросил слова Зозуля.
– Конечно, Федор Владимирович, – Лазарев был непробиваемо спокоен.
– Во-первых, позволю себе заметить, что в случае реализации предложенного вами плана быстрого захвата южного Сахалина – прорыв армейцами Поронайского укрепрайона и одновременно высадка морского десанта силой до дивизии морской пехоты в Корсакове, с предварительной бомбежкой авиацией японских аэродромов на юге Сахалина – нам не придется иметь дело со всей японской авиацией одновременно; наоборот, ее можно будет бить по частям, – корректно возразил Лазареву Зозуля.
Я внимательно слушал – так я впервые услышал о подробностях «плана воздушно-морского сражения на севере Тихого океана», «плане Лазарева», который сейчас изучают во всех военно-морских академиях мира. И признаюсь, для меня были новостью не только план, но и стиль общения, принятый между Лазаревым и Зозулей – спокойно-доброжелательный и, к сожалению, встречающийся реже, чем хотелось бы.
– При реализации вашего плана, Михаил Петрович, часть японской авиации на Сахалине будет уничтожена еще на аэродромах, часть – сбита нашими истребителями, часть – либо перелетит на Хоккайдо, либо будет уничтожена нашим десантом на земле, – продолжил Зозуля, – сами же аэродромы будут захвачены нами на второй день операции. Еще сутки уйдут на ремонт японских аэродромов нашими инженерными частями, налаживание снабжения и обслуживания самолетов. До третьих суток операции наше господство в воздухе над югом Сахалина обеспечат авиадивизии с баз на севере острова – затем начнется переброска истребителей на захваченные аэродромы.