Страна падонкаф
Шрифт:
— И что?
— Там сказали, что у нее под ногтями следы маньяка нашли. Значит, она его поцарапала?
— Ну и?.. Куда ты ведешь, не пойму?
— Мандинго сегодня с перевязанной рукой в школу пришел, и отчим вчера вечером говорил, что его Зефиринка покарябала. Как сговорились все…
Аня насмешливо подняла одну бровь.
— Как интересно! Девачко, ты серьезно?
Лена вздохнула.
— Сама не знаю.
Она докурила и точным движением бросила окурок в унитаз.
— Чума-а-а, — протянула Аня. — Когда спишь, глубоко не дыши, у вас завод рядом. Влияет…
Подружка нехотя улыбнулась.
— Вечером, как обычно, встречаемся на «Сметане»? А потом ко мне? — спросила Аня.
Лена пожала плечами. «Если отпустит мама».
«Сметаной» местный люд называл один из дворов. По преданию, в незапамятные времена здесь разбили банку со сметаной, отсюда и название. Одним краем двор выходил на опушку леса. С трех других сторон громоздились жилые многоэтажки. Середину украшала детская площадка, окруженная проржавевшими тонкими трубами. Днем площадку заполняли мамочки со своими спиногрызами, а к вечеру их вытесняли подростки и молодежь.
Собирались все свои, из соседних домов: Димка Шатров, Светка-Марго, Карен, Нинка Курицына, Дашка Палашова, Серж Мандинго… Из тех, кто постарше — Витас, Артем Мостипан, Валерик… Даже дебильный парень Леша Лябин с пластмассовым пистолетом, из двадцатого дома, часто крутился рядом.
Народ рассаживался на лавочках. Если не хватало места — на ржавой ограде. Курили. Плевали. Девчонки пили коктейли, парни пиво. Нормально общались. Прикалывались. Когда Валерик приносил гитару — пели. Шансон, «Сектор газа», «Чумачечая весна»… Клево проводили время.
Когда Лена пришла на «Сметану», Ани там еще не было. Зато визгливый смех Дашки колол уши издалека. Палашова сидела на коленях у Витаса. Обнимала его рукой за шею. Тот шептал Дашке что-то на ухо, и она отвечала заливистыми взрывами хохота.
Витас был взрослым. Красавчик. Если бы не институт, он уже сходил бы в армию. Его отец — литовец, чем Витас очень гордился. Правда, отец давным-давно уехал на родину и сгинул там. А мать была здешней — мухачинской. Своих уральских родственников Витас называл «генетической катастрофой» и водился с местными нациками.
Кроме Дашки и Витаса на ограде курили Карен Мовсисян и Димка Шатров. Тоже из Ленкиного девятого «в». Неподалеку лениво пинались в ногомяч еще несколько мелких.
Увидев Лену, Палашова перестала ржать и, вся красная от смеха, с вызовом спросила:
— Есть курить, Куролятина?
А ведь Дашка отлично видела, что Лена не курит. Капитан Очевидность! Кроме того, могла занять у Карена и Димки. Она просто выеживалась перед Витасом. Тварь…
— Отстань, — буркнула Лена, устраиваясь на соседней, свободной лавочке.
— А что так? — не отставала Дашка, усмешливо переглядываясь с Витасом. — Ну, давай поговорим о тряпках. Тоже не хочешь?
Палашова конкретно нарывалась. Лене вдруг стало страшно. По телу побежали какие-то колющие мурашки, сковывая движения. Дискомфорт. Она вообще не любила конфликты, а тем более с такими людьми, как Дашка. Палашова гуляла в центре с гопниками. И в своем классе была лидером. С ней не связывались. Опасно. Был случай, еще в прошлом году. Палашова зацепилась языком с Васей Збродовым — одноклассником. То да се. Вася не удержался и ляпнул:
— Ты чмо, Палашова. Чмо — человек, мешающий обществу.
Дашка обиделась. Через несколько дней Васю у школы поймали какие-то пацаны и отдубасили. Гопники, в спортивных штанах с широкими лампасами и вязаных шапочках-залупках. Потом весь восьмой «б» долго таскали к бабе Саше — выясняли, кто и что. Но так ничего и не выяснили. Вася потратил на лечение целую четверть, зато Дашкин авторитет в школе поднялся на небывалую высоту. Тем не менее, скорее на автомате, чем сознательно закрывая все пути к отступлению, Лена ответила:
— Отвали, жирная корова.
Евгений Алексеевич сидел перед телевизором. У Макидонов был хороший телевизор — остатки былой роскоши. Зять, Илья Эдуардович, несколько лет занимался поставками среднеазиатских фруктов на мухачинские рынки. Дела шли хорошо, и они смогли купить трехкомнатную квартиру в новом тогда тридцать третьем микрорайоне, обставить ее и забрать к себе дедушку. Построили дачу на реке. Фазенду. Зять ездил на работу на мерседесе. Валентина Николаевна уже подумывала о том, чтобы навсегда оставить работу в музыкальной школе.
Шайтан дернул Илью связаться с Рашидом. Не человек, а злой джинн. Кидала. Рашид появился, как старик Хоттабыч. Материализовался. Он просто очаровал Илью. Сладкие узбекские фрукты по великолепно низкой цене. Нужен только аванс. Знак доверия. Илья занял. Солидные деньги у солидных людей. Однако после перевода аванса Рашид уехал в Самарканд и перестал отвечать на звонки. Ни денег, ни товара, как говорится.
Солидные люди вскоре попросили свои деньги назад. С обещанным наваром. Иначе… И семью… Илья Эдуардович продал все, кроме квартиры, отдал долг и уехал в Узбекистан. Возвращать свое. Вот уже два года они получали только редкие письма. Жив-здоров. Свежий воздух, прозрачная вода, изюм… Время шло. Вернуть утраченное Илья Эдуардович надежды не терял. Семья терпеливо ждала. От прежней, обеспеченной жизни остались только немногие дорогие вещи. Вкус к ним тоже еще окончательно не выветрился.
— От папы ничего нет? — привычно спросила Аня, раздеваясь в прихожей.
Дедушка только отрицательно мотнул головой, поглощенный происходящим на экране. Он повернулся к Ане и возмущенно сказал, тыча крючковатым пальцем в телевизор:
— Про перевод часов показывают. Опять! У депутатов хроническое воспаление ануса! Все чего-то ерзают и все чего-то меняют!
Аня присела на диван рядом с дедушкой. Взяла пульт от телевизора. Переключила канал. Удачно устроившийся на ТВ мужик обстоятельно рассказывал, жуя широким лицом какой-то харч: