Страна призраков
Шрифт:
– Да, новый, спасибо.
– Это хорошо. Ты знать Сильверлейк?
– Более-менее.
– Более?..
– Я знаю Сильверлейк.
– Здесь художница Бет Баркер, у нее квартира. Приходи посмотреть квартиру, обстановку. Это аннотированная обстановка, ты в курсе?
– Как – аннотированная?
– В гиперпространстве к каждой вещи прилагаться описание Бет Баркер, рассказ про этот предмет. На один простой стакан воды – двенадцать ярлыков.
Холлис бросила взгляд на белую орхидею, что цвела на высоком кофейном столике, и вообразила ее обклеенной виртуальными карточками.
– Одиль, звучит заманчиво, но лучше в другой раз. Мне надо сделать кое-какие заметки. Переварить впечатления.
– Она расстроится, Бет Баркер.
– Скажи, пускай держит хвост пистолетом.
– Хвост?
– Загляну в другой раз. Честно. Маки просто чудесные. Это мы еще обсудим.
– А, отлично. – Собеседница повеселела. – Я передать Бет Баркер. До свидания.
– До свидания... Эй, Одиль?
– Что?
– Твое сообщение. Кажется, ты хотела потолковать о Бобби Чомбо.
– Хочу, да.
– Это потом. Пока.
Она торопливо встала и спрятала телефон в карман халата, словно это могло помешать трубке зазвонить снова.
– Холлис Генри. – Молодой человек из проката машин изучил ее права и поднял взгляд. – Я вас видел по телику?
– Нет.
– Хотите «полное покрытие»?
– Да.
Он черкнул три крестика на контракте.
– Тут подпись, два раза инициалы. В кино, что ли?
– Нет.
– Поете. В той группе. Такой носатый лысый парень на гитаре, англичанин.
– Нет.
– Только не забудьте все заполнить, когда возвращать будете. – Парень уставился на нее с дерзким, хотя и не слишком горячим любопытством. – Все-таки это вы.
– Нет, – отвечала Холлис, принимая ключи, – не я.
После чего направилась к взятому напрокат черному «пассату», положила на пассажирское кресло коробку из «Синего муравья» и села за руль.
28
Бродерман
Тито и Вьянка упаковали всю обстановку его комнаты в десять свертков разной величины, завернули каждый в два черных мусорных мешка и заклеили толстой черной изолентой. Остались только матрас, гладильная доска, длинноногий стул с Канал-стрит и старая железная вешалка. Согласно уговору, Вьянка брала себе стул и доску. Матрас, накопивший достаточно чешуек эпидермиса и волосков для анализа ДНК, кузина запечатала в два черных целлофановых пакета еще до того, как пропылесосить комнату; его ожидала прямая дорога на свалку. Достаточно было присесть на матрас, как мешки начинали тихонько шуршать; а ведь Тито предстояло провести на нем целую ночь.
Мужчина еще раз притронулся к «Нано», подвешенному на шею, и про себя порадовался тому, что его музыка с ним.
– Chainik– то мы убрали, – спохватился Тито. – Теперь и чая не попить.
– Не хочу вытирать все снова, – нахмурилась кузина.
– А Карлито называл меня и Алехандро словом «chainiki», – сказал ей мужчина. – Оно означает человека невежественного, но готового учиться. Ты знала?
– Нет. – В белой бумажной сеточке Вьянка была похожа на невероятно прелестное и очень опасное дитя. – Я думала, в них только чай заваривают.
– Так выражаются в России, это жаргон хакеров.
– Тебе никогда не казалось, что ты забываешь русский язык? – спросила она по-английски.
Прежде чем он успел ответить, кто-то тихонько постучал в дверь, как полагалось по протоколу. Вьянка легко поднялась с матраса с особой, какой-то змеиной грацией.
– Бродерман, – сообщила она, отстучав полагающийся ответ, и открыла дверь.
– Hola, Viejo [98] . – Вошедший кивнул Тито и снял с головы черную вязаную повязку, гревшую голову вместо теплых наушников.
98
«Привет, старик» (исп.).
Его волосы стояли сплошной вертикальной копной с интересным темно-рыжим оттенком – следом работы перекиси водорода. Как говорила Хуана, в этом мужчине кубинская кровь прежде слилась с африканской, а потом уже к ним подмешалась китайская. В последнее время Бродерман еще усиливал это впечатление к собственной выгоде и на пользу своим родным. С точки зрения расы, он был амбивалентен – самый настоящий хамелеон. Его испанская речь свободно скользила между кубинской, сальвадорской и «чиланго» [99]– версиями, а когда он принимался трещать на языке чернокожих американцев, Тито не мог разобрать ни слова. Бродерман был заметно выше него, отличался худощавостью и вытянутым лицом, а еще – постоянной краснотой в глазных белках.
99
Белый мексиканец, житель города Мехико, рожденный в столице или мигрировавший из другого города (сленг.).
– Llapepi, – кивнул он Вьянке, в шутку переставив буквы в испанском слове papilla (девушка-подросток).
– Hola, Бродерман. Qu'e se cuenta? [100]
– Все по-старому, – ответил гость, наклоняясь, чтобы поймать и стиснуть ладонь Тито. – А ты у нас герой дня.
– Не люблю ждать, – сказал Тито и встал, чтобы размять затекшие от беспокойства спину и руки.
100
Что слышно? (исп.)
Голая лампочка над головой, казалось, горела ярче прежнего; Вьянка и ее успела начисто вытереть.
– Зато я видел вашу Систему, братишка. – Бродерман поднял руку с белым пакетом. – Карлито прислал тебе обувь.
На черных туфлях еще сохранились фирменные сине-белые ярлычки «Адидас». Тито присел на корточки у запакованного в мешки матраса и снял старые ботинки. Потом натянул «Адидасы» поверх не очень плотных носков, оторвал ярлычки и, крепко натянув шнурки, завязал их. Поднялся на ноги, покачался, чтобы проверить, удобно ли.
– Модель GSG9, – сообщил Бродерман. – Разрабатывалась для спецподразделений германской полиции.
Тито расставил ноги на ширине плеч, убрал свой «Нано» под майку, набрал в грудь воздуха и сделал сальто назад, едва не задев носками голую лампочку на потолке. Он приземлился в трех футах от места, где только что стоял, и ухмыльнулся Вьянке, но та и не подумала улыбнуться в ответ.
– Схожу куплю еды, – сказала она. – Ты что будешь?
– Все равно, – ответил Тито.
– А я, пожалуй, начну погрузку, – вызвался его кузен, легонько пнув носком ботинка груду черных мешков.