Страна призраков

Ли Патрик

– Верно. Значит, вы поняли, что пойдет не так?

– Ничего не пойдет не так. Мы с самого же начала ступили на не тот путь, выискивая несуществующую ошибку.

– Как-то не улавливаю вашу мысль, – сказал Гарнер.

Трэвис посмотрел на него:

– Когда вчера Финн в своем офисе открыл цилиндр, я находился по ту сторону возникшего прохода. Вне его поля зрения, но достаточно близко, чтобы расслышать его слова. Стоя у радужки, он посмотрел на лежащий в руинах Вашингтон и сказал: «Господи, работает».

– Имея в виду цилиндр.

– Так подумал и я. Но я ошибался. Мне следовало все понять по тому, как он это произнес. В его голосе не было удивления. Скорее в нем прозвучало некое благоговение. Даже гордость. Такой тон был бы у Орвила Райта [5] , доставь вы его в час пик в аэропорт Ла Гуардиа.

Трэвис отвернулся и посмотрел на приглушенные огни появившихся

за окном предместий.

– Глобальная катастрофа не была ошибкой в плане Финна, – сказал он. – Это и был его план. Его истинная цель.

5

Орвил Райт (1871–1948) вместе со своим братом Уилбуром считаются изобретателями и конструкторами первого в мире самолета, способного к полету, а также первопроходцами в области управляемого полета человека на аппарате тяжелее воздуха с двигателем.

Глава 42

Какое-то время они оба молчали.

– Не могу сказать, что понимаю его мотивацию, – наконец нарушил тишину Трэвис. – Как и мотивацию любого человека, который отправляется в зону конфликта, чтобы попытаться как-то помочь людям. Мне, наверное, никогда не постичь ход его мыслей. Но, полагаю, это тот случай, когда человек полностью разочаровался. Потерял всякую надежду. Думаю, для каждого из тех, кто этим занимается, рано или поздно наступает момент, когда действительно осознаешь масштаб проблемы и то, что ты не всесилен. Возможно, я заблуждаюсь, но могу поспорить, что лучше сравнить с трещиной в бетоне, чем с последней каплей. В случае с Финном, если я прав насчет всего остального, для него это было даже чем-то большим. Думаю, он потерял надежду в нечто гораздо большее, чем просто в Руанду. Думаю, уезжая оттуда, он видел перед собой картину всего человеческого общества. Быть может, ему даже хотелось как-то перезагрузить этот мир, покончить с ним и запустить заново. Возможно, он был не единственным, кого посещали подобные мысли, но Финна от других отличало то, что рядом с ним был тот единственный человек на земле, кому это по силам.

Что-то изменилось в выражении лица Гарнера. Трэвис увидел, что он пытается как следует все осмыслить.

– О, боже… – прошептал экс-президент.

– Финн отнюдь не глупец, – сказал Трэвис. – Как и Одра. Еще до того, как они передали статью в «Индепендент», они, должно быть, знали, что использование КНЧ-спутников для наведения порядка в зонах конфликтов станет политически заразительным примером. Но сомневаюсь, что это была их главная цель. Полагаю, та статья должна была взбудоражить общество, заставить людей обсуждать эту тему, особенно власть имущих, людей, потенциально способных заинтересоваться подобной технологией. Главное было – ввести мяч в игру, вынудить кого-нибудь действительно построить КНЧ-спутник, потому что это был критически важный пункт их истинного плана. Когда же статью отклонили, а отец Одры наложил на нее вето, они, должно быть, решили, что нужно действовать самим. У Одры имелось множество причин, чтобы оставить Гарвард и пойти работать в «Лонгбоу аэроспейс». Вернуться к прежнему проекту, обзавестись связями в промышленной среде, в то время как Финн заводит полезные знакомства среди политиков, и тому подобное. И в какой-то момент она выбила из них согласие на производство нужных ей спутников, которые в документах проходили как обычные спутники связи. Думаю, она и смерть свою фальсифицировала, чтобы ее роль в работе над проектом осталась скрытой. За эти годы ей многое предстояло сделать, и отвечать на вопросы касательно этой программы ей совсем не улыбалось.

Гарнер по-прежнему пребывал в раздумье, пытаясь, как ранее, в резиденции, Трэвис, сопоставить факты. Но сходилось не всё. Покачав головой, он посмотрел на Трэвиса и жестом предложил продолжать.

– Вы говорили, что КНЧ начали использовать в пятидесятых, и это спровоцировало волну суицидов и приступов эйфории.

Гарнер кивнул.

– И в течение следующих нескольких лет, когда правительства попытались использовать КНЧ-технологию в качестве оружия, они сосредоточились на достижении заданной реакции и способах изменения ее интенсивности.

– Да.

– Значит, глобальная сеть обладающих подобным потенциалом спутников может разбить весь мир на зоны, в которых будет происходить что угодно – от суицидов до танцев на улицах. Все, что пожелают контролеры.

– Думаю, да.

– Хорошо. Считайте, это работает. Вы можете использовать эту технологию, чтобы пасти людей, как стадо. Поголовно, в одно и то же время.

Гарнер насупился, словно и соглашаясь с Трэвисом, но в то же время не понимая, к чему тот клонит.

– Взгляните на это глазами любого постороннего, – сказал Трэвис. – На что это будет похоже в местах приема таких сигналов? Сегодня все обстоит прекрасно, но вот завтра вы просыпаетесь и чувствуете, что вам лень даже пошевелиться. Вам и валяться не хочется, но и от мысли о том, что нужно вставать, тоже

становится тошно. Вы даже не знаете почему, но все так и есть. И то и другое угнетает, и вы не видите на горизонте ничего такого, что могло бы вас порадовать. Ничего такого, что заставило бы двигаться дальше. И вот вы лежите, думая об этом, и вас начинает охватывать страх. Вы понимаете, что у вас серьезная проблема, и, возможно, следует ее с кем-то обсудить. И чем раньше, тем лучше, потому что вы не знаете, что можете с собой сделать, если все это затянется. А теперь представьте, что по истечении пары часов вы осознаете, что все это случилось не только с вами. Что это происходит везде, с каждым, сразу со всеми. Попытайтесь себе это вообразить. Подумайте о всеобщей реакции. Люди вроде как и понимают, что что-то происходит, но не имеют ни малейшего представления о том, что именно. Ничего более необычного ни с кем никогда и не случалось. Это, конечно же, будет в новостях, но как они это прокомментируют? Что скажут? Что, черт возьми, вообще кто-либо сможет сказать, разве что задастся вопросом: «Что же с нами происходит? И как это поправить?».

При мысли о том, что такое возможно, Гарнеру стало не по себе. Глядя куда-то вдаль, он видел собственный вариант такого дня, вариант, при котором жизнь в городах полностью замирает.

– Представьте, что на следующий день станет еще хуже, – продолжал Трэвис. – И так будет повторяться изо дня в день. До тех пор, пока вы будете готовы покончить с этим. Вам даже не будет никакого дела до того, чем же все это было вызвано. Никому не будет до этого дела. Важно будет только одно – как же мне плохо. Газеты назовут это «Суровым декабрем». Это все, что у них будет. Одно лишь название. И по-прежнему – никакой реальной информации. Пройдет еще один день, и все станет лишь еще хуже, и вот тогда, когда вы уже задумаетесь над тем, как бы вам лучше уйти из жизни, позвонит друг и спросит, смотрите ли вы новости. Вы включите телевизор и – вот оно. Единственное место, где ничего подобного не произошло. Юма, штат Аризона. Никто, конечно, не знает почему. Впрочем, никого это и не заботит. Главное – все это правда. Это видно даже по поступающим оттуда видеорепортажам. Вы видите людей, прибывающих туда из других мест, и уже по их жестам и мимике понимаете, что им не о чем больше печалиться. Более того – все они пребывают в эйфории.

Несмотря на то что в салоне было темно, Трэвису показалось, что Гарнер побледнел.

– Вспомните первоначальный план Финна для зон конфликтов. Составить профиль на каждого. Искоренить плохое. Сохранить хорошее. Людей с подходящими для миролюбивого общества качествами. Думаю, даже когда он решил, что проблема носит глобальный характер, решение представлялось ему именно таким. Разве что в большем масштабе. В мировом масштабе.

Гарнер еще раз взглянул на телефон, на так и не свернутую карту северной части Чили. Проведя пальцем по сенсорному экрану, он чуть перетащил карту вниз, так, чтобы иметь перед глазами еще и часть территории Соединенных Штатов. Мысленно прочертил несколько линий, изображающих дороги, ведущие к Юме через всю Америку. Затем еще одну – от Юмы к Арике.

– Хотите сказать, он хочет уничтожить весь мир, за исключением нескольких десятков тысяч человек, – заговорил Гарнер, – а затем использовать их в Арике как некий семенной материал, с которого можно было бы все начать с чистого листа?

Трэвис кивнул:

– Мы можем откинуть в сторону все наши домыслы и предположения; того, что мы уже знаем, вполне достаточно. Нам известно, что КНЧ могут быть использованы для массового перемещения людей в любом заданном направлении. С их помощью вы можете освободить город вроде Арики от коренных жителей. Переселить в их собственную версию Юмы, чуть выше или ниже по побережью. Вы можете убить их, как только они окажутся там. Увеличивать интенсивность сигнала до тех пор, пока депрессия станет невыносимой. Уничтожить весь остальной мир, все то, что находится за пределами Соединенных Штатов. И даже в Штатах – мы собственными глазами видели, как это происходит. Все съезжаются в Юму, доверху набив машины самым, по их мнению, необходимым. Они уже слышали что-то об организованных оттуда рейсах и счастливы, что смогут попасть на один из них, но чего они хотят больше всего, так это просто добраться до Юмы. Потому что там их боль уйдет.

На какое-то время в салоне воцарилась тишина. Они проезжали через пригород. Далеко впереди, где дорогу пересекала автострада 495, Трэвис увидел мост.

– Но как Финн будет выбирать, кого оставить в живых? – спросил Гарнер. – Неужели он займется этим прямо на месте, в Юме, сразу же по прибытии туда людей?

Трэвис покачал головой:

– Он мог позаботиться об этом заранее, многие годы назад. Вероятно, ему даже пришлось поступить так. Ему нужны люди, обладающие специфическими знаниями – ученые, торговцы, врачи, – по крайней мере хоть сколько-то. Остальных поможет выявить профайлинг. Людей могли годами изучать, даже не ставя их об этом в известность. Финн, несомненно, постарался подобрать себе хороших соседей. Этот процесс, вероятно, уже завершен.